Непостижимым для людей образом святые внезапно появляются на любых континентах, там, где невозможно и предположить их присутствие. Кажется, ничто не связывает с этим местом угодника Божия. Но по воле его именно здесь появляются чудотворные иконы, возводятся храмы и монастыри, невидимыми нитями связывают святые верующих разных стран. Так, удивительным образом связали они Россию и Польшу. Эта удивительная история началась несколько веков назад на живописном берегу реки Буг, в плодородной долине, поросшей вековыми дубами, неподалеку от маленькой польской деревеньки Яблечна, там, где стоит сейчас древний монастырь преподобного Онуфрия Великого. Единственный православный монастырь на территории современной Польши, за пять веков ни разу не отступивший от Православия. А закончилась она в России, в тихом московском Замоскворечье, двадцать лет тому назад. Если вообще закончилась...

 

 

     Предание гласит, что однажды на берегу Буга возник перед изумленными рыбаками удивительный старец с огромной бородой, заплетенной в длинную косу. Волосы его были белы как снег и спускались до земли. Полуобнаженный, опоясанный вокруг бедер листьями, старец был предельно истощен, почти бестелесен. Лик его сиял так, что больно было смотреть. Пораженные рыбаки попадали наземь. Никто не знал тогда, что перед ними стоит знаменитый подвижник веры, живший в четвертом веке в Фиваидской пустыне в Египте. Святой произнес пророческие слова: «В этом месте будут славить имя мое» - и исчез. Рыбаки поведали о своей чудесной встрече с отшельником односельчанам. Местный священник разыскал в служебных книгах изображение Онуфрия Великого, и историю, рассказанную его современником, преподобным Пафнутием, встретившим подвижника в безлюдной дикой пустыне. Но это ничего не разъяснило. История, однако, на этом не закончилась.

 

 

     Вскоре после чудесного явления святого Онуфрия на то же самое место приплыла по Бугу его икона. Приплыла и встала у берега. Это был большой, почти в человеческий рост образ отшельника, недавно явившегося рыбакам. Весть о чудесном событии мгновенно облетела близлежащие деревушки. Сомнения отступили, и вскоре на берег прибыла торжественная процессия во главе с православным священником и хозяином окрестных земель. Священник подтвердил, что это образ святого Онуфрия Великого, шестьдесят три года прожившего в пустыне. Икону поставили под дубом, и люди долго молились пред ней. От чудесного образа исходила такая благодать, что все забыли о времени.

           

     Но дела звали сельчан вернуться домой. Оставить в пустынном месте святую икону без охраны было невозможно. Но ведь пустынножитель сам выбрал этот безлюдный берег Буга! Перенести образ в другое место, а значит нарушить волю святого, православные не осмелились. Несколько мужчин решили не покидать берег, охранять чудесный дар и строить там церковь. Уже через несколько дней они срубили деревянную часовню и поместили в ней образ святого. Позднее на месте часовни была построена пустынька, которая и выросла в большой мужской монастырь, носящий имя святого Онуфрия. Это один из самых древних памятников православия на Холмско-Подлясской земле, первые упоминания о нем относятся уже к 1488 году. Монастырь располагался на землях, принадлежащих богатому православному роду Забережинских. Историки считают Яна и Анну Забережинских основателями обители в Яблечней. Первое рукописное монастырское Евангелие датировано 1498 годом. Эту дату считают временем рождения обители.

 

     В самые тяжелые времена как зеницу ока хранили монахи свою святыню - древний образ преподобного Онуфрия в серебряном окладе. Находился он в главном храме в первом ряду иконостаса с правой стороны, где согласно православной традиции обычно висит храмовая икона. Историки датируют этот образ двенадцатым-тринадцатым веком. Фигура святого несколько затемнена. За ней выгравированы контуры вековых деревьев реки Буг. Находясь в молитвенном сосредоточении, подвижник словно не замечает происходящего вокруг. Сотни паломников из славянских земель приходили поклониться чудотворной иконе. Промыслом Божиим преподобному Онуфрию дано было окормлять православных. Пройдут века, и святой Онуфрий станет покровителем не только польских монахов, но и русских инокинь…

 

     Но вернемся в Яблечну. В 1596 году в Бресте была принята Уния, по которой часть православных иерархов признавала над собой главенство Папы Римского и католическую догматику, оставив только привычные православные церковные обряды. Так возникла греко-католическая церковь. Последовательно отстаивающий чистоту православия монастырь Онуфрия Великого Брестскую унию не принял, чем навлек на себя множество бед и наветов. Многие годы обитель отражала экспансию католиков и униатов.

 

 

     ...Первая мировая война больно ударила по православным людям Польши. По всей стране начался массовый исход насельников монастырей. В августе 1915 года в скорбный путь вглубь России, забрав с собой икону преподобного Онуфрия, отправились и монахи из Яблечней. В обители остался лишь один инок, которого вскоре арестовали. Наступил и трагический момент, когда немцы отняли монастырское здание для армейских нужд. Но уже через год братия вернулась домой, и под сводами монастыря вновь зазвучала молитва. Но времена менялись в худшую сторону. Было арестовано имущество монастыря.

 

     По воспоминаниям местной жительницы Марии Мамчур на монастырское хозяйство жадными глазами смотрел богатый земледелец Целлер, немец по происхождению. Он станет «злым духом» обители, последовательно отнимая сначала урожай, инвентарь, запасы дров и продуктов; потом замахнется на монастырские земли, сад, огород, пасеку. И в конце концов полностью разорит монастырь. Обитель беднела, но духовность и вера иноков не колебалась. Даже когда в монастырь пришел голод и монахи получали в день одну единственную миску супа, приготовленную из старой картошки да горсти ржаной муки, они не покинули родную обитель.

 

     ...Никогда не забудут в Яблечней страшный день 9 августа 1942 года, когда в монастырь нагрянули подвыпившие фашисты. Они что-то искали, рыскали по монастырю. Епископ Тимофей, живший в монастыре, прекрасно владел немецким языком. Однако добиться объяснений от непрошеных гостей не удалось. Обстановка накалялась. Внезапно из деревянного дома, где находились братские келии, повалил дым. Немцы подожгли и дом настоятеля. Принесли солому и бросили ее под церковные двери. Но двери эти чудом не загорелись. Зато сгорели уникальная библиотека и архив. Огонь грозил перейти на другие храмовые постройки. Тогда-то старейший из насельников, брат Игнатий, бросился к звоннице и ударил в набат. Надо было сзывать верующих и спасать монастырь. Брату Игнатию было уже более восьмидесяти лет. Круглый сирота, с четырех лет жил он в обители. Старому монаху она была дороже жизни. Вслед за Игнатием на звонницу вбежал немецкий солдат с автоматом. Колокол пробил два раза и замолк. Короткая автоматная очередь - и земная жизнь праведника закончилась. Но память о нем навсегда осталась в православной Польше. 7 июня 2003 года монах Игнатий был причислен к лику новомучеников многострадальной Холмско-Подлясской земли. Окончание войны не принесло Яблечней желанного мира: незащищенная обитель постоянно подвергалась нападению кочующих по лесам банд. Подлинное возрождение монастыря началось в семидесятых годах прошлого века при архимандрите Савве. (Ныне он предстоятель польской православной автокефальной церкви, митрополит Варшавский и всея Польши.) 

 

     Непредсказуемая журналистская судьба привела меня несколько лет назад в Польшу, изобилующую святынями и историческими ценностями. По милости Божией мне удалось побывать в православных монастырях польской земли. Одной из самых запоминающихся была поездка к преподобному Онуфрию...

 

      Сейчас уже невозможно представить себе монастырь в Яблечней бедным, униженным, разоренным. В памяти этот обетованный уголок навсегда остался чудесной картиной не пожалевшего красок веселого живописца. Свежая позолота надвратной церкви, пчелы, пруд, сад, щебетанье певчих птиц и характерное сухое пощелкивание крепких аистиных клювов... Над часовенкой святого источника на высоком шесте расположилось гнездо аистов. Гнездо благородным птицам помогли соорудить монахи - по дедовскому методу вкопали в землю крепкий столб, на вершине его укрепили деревянное колесо от телеги, на котором аисты и свили себе гнездо. Молодым инокам хотелось, чтобы в обители поселилось много аистов, и они подготовили несколько площадок под гнезда. Но постоянными насельниками обители оказались только три птицы. У каждой из них свое имя!

 

     Не только в монастыре, но и вокруг него все было прекрасным. Неподалеку, на пригорке, над быстрым извилистым Бугом стояла дивной красоты деревянная церковь Святого Духа. До границы с Белоруссией от нее всего несколько метров. ...У каждой обители, так же как у человека, свое неповторимое лицо и свой особенный характер. Монастырь святого Онуфрия исполнен радости, жизнелюбия и благодати. Как щедрому открытому человеку, этому монастырю присущи гостеприимство и хлебосольство. Хозяева приняли паломников чудесно: показали отлично обустроенные храмы с чудотворными иконами, монастырское кладбище, угодья и небольшой свечной заводик. И даже настоятель обители, архимандрит Георгий, блестящий знаток греческого языка, нашел время для беседы с нами.

 

     Впечатления от этого яркого долгого монастырского дня со временем не стирались, не меркли, не теряли красок и запахов. Но вот что поразительно, несмотря на обилие впечатлений и множество прочитанного о преподобном Онуфрии, мне не писалось. Проходили дни, а рассказ о монастыре все еще оставался черновиком. В чем же дело? А дело было в небольшой книжечке, уже несколько месяцев стоявшей на моей книжной полке. Называлась она «Подвижники Марфо-Мариинской обители Милосердия» и была составлена известным московским священником, протоиереем Александром Шаргуновым. Отец Александр был настоятелем храма святителя Николая в Пыжах, находящемся в Замоскворечье, на Большой Ордынке, в пяти минутах ходьбы от этой обители. Меня интересовало все, что связано с нею. Ведь настоятельница обители, преподобномученица Великая княгиня Елисавета Феодоровна была моим идеалом. Но все не хватало времени заглянуть в новую книгу.

 

     И вот теперь, сидя под иконой Онуфрия Великого, привезенной из Яблечней, узнавала я поразительные вещи. Незримые духовные нити, которыми окутан и связан весь Божий мир, проступали передо мной. Преподобный Онуфрий был духовно связан и с древним мужским монастырем в польской Яблечне, и с женской Марфо-Мариинской обителью, расположенной в тихом московском Замоскворечье. Так же, как некогда рыбакам на Буге, явился в начале двадцатого века великий отшельник простой девушке Фросе, жившей в маленьком провинциальном городке Богодухов в Харьковской губернии. Явился в вещем сне и полностью изменил ее судьбу. По воле святого старца девушке было суждено стать монахиней и подвизаться за сотни километров от родного дома в Москве, в одной из самых знаменитых женских обителей России.

 

     Основательницу московской Марфо-Мариинской обители Великую княгиню Елисавету Феодоровну современники еще при жизни называли «Светлым ангелом». Она была одной из самых прекрасных, образованных и одухотворенных женщин Европы. Принцесса Гессенская, внучка английской королевы Виктории, родная сестра последней российской императрицы родилась в небольшом живописном городке Дармштадте. Крещена она была в честь знаменитой католической святой, чудотворицы Елизаветы Тюрингенской, всю жизнь помогавшей нищим и обездоленным.

 

 

     Самоотверженную и бескорыстную любовь к людям Елисавета Феодоровна унаследовала от своей небесной покровительницы в полной мере. Уже в детстве на долю маленькой принцессы выпали тяжкие испытания. Элле (как звали ее родные) было всего одиннадцать, когда упал с балкона и разбился насмерть ее любимый трехлетний братик. Обладавшая уже тогда удивительным мужеством, девочка первая спустилась вниз, взяла окровавленного ребенка на руки и внесла в дом. Она пережила тогда свое первое самое страшное потрясение. И в тот же день дала обет Богу никогда не выходить замуж и не иметь детей.

 

     В четырнадцать лет принцесса похоронила мать. Сердце ее уже давно было устремлено в Россию, куда уехала ее любимая старшая сестра Аликс. Она давно была знакома с Великим князем Сергеем Александровичем и питала к нему самые светлые и нежные чувства. Получив от князя предложение стать его женой, Елизавета честно рассказала о данном в юности обете безбрачия. Тогда они и решили, что союз их будет только духовным. Став великой княгиней, Елисавета Феодоровна все свои силы отдавала благотворительности. Москва была очарована ее красотой, духовностью и самоотверженностью.

     В октябре 1888 года Елисавете Феодоровне вместе с мужем посчастливилось побывать на Святой земле, в Палестине, на освящении русского православного храма Марии Магдалины, небесного покровителя царствующей в то время императрицы Марии Федоровны, матери последнего российского императора Николая II. В дар храму привезла великая княгиня драгоценные церковные сосуды, воздухи и Евангелие. Золотоглавый русский храм, стоящий в Гефсиманской саду у подножия Елеонской горы, был исполнен несказанной красоты. Очарованная этим благодатным местом Елисавета Феодоровна произнесла пророческую фразу: «Как я хотела бы быть похороненной здесь в Старом Иерусалиме». Пройдут годы, и ее сокровенное желание сбудется…

 

 

     ...В Москве набирал силу революционный террор и хаос. Елисавета Феодоровна постоянно сопровождала своего мужа, поскольку революционеры-террористы приговорили его к смерти. Но избежать мученической кончины великому князю не удалось. Сергея Александровича разорвало бомбой, и великая княгиня своими руками подбирала разорванные части тела любимого мужа, найдя среди них палец с обручальным кольцом. Вся православная Россия разделяла ее скорбь. На третий день после покушения великая княгиня приходит к тюрьму к убийце, прощает его от имени убитого мужа, умоляет его покаяться в содеянном, оставляет на память образ Царицы Небесной. Больше ничто не связывает ее с миром. Решив посвятить свою жизнь Богу, бедным и больным людям, княгиня на свои средства основывает обитель Милосердия, по строю жизни напоминающую монастырь.

 

     Еще вчера блестящая светская красавица, Елисавета Феодоровна начинает вести подвижническую аскетическую жизнь. Добровольно отказывается от всех светских и телесных радостей мира. Спит на деревянной лавке, тайно носит под рясой власяницу и вериги. Постится круглый год, не вкушая даже рыбы. Работает по двенадцать часов в сутки. Немногие знают, что великая княгиня приняла тайный постриг с именем Алексия. В обители ее была устроена больница, самые лучшие московские профессора бесплатно делали здесь операции нищим, считая это честью для себя.

 

           

     Поздно ночью после долгих молитв Елисавета Феодоровна обходит свою больницу, сидит с умирающими, ночами читает Псалтирь по усопшим. Без всякого страха, защищенная только своей любовью к ближним, приходила она в самые опасные места и трущобы Москвы - на Хитров рынок и Грачевку. С особой любовью воспитывала Великая княгиня детей, которые ее обожали. Двадцать две девочки воспитывались в обители и получали достойное образование. В ее мастерских мальчики могли получить хорошую профессию, а затем и место. Для московского купечества не было лучшей рекомендации, чем «воспитанник Марфо-Мариинской обители». Попасть туда считалось великой честью. В обители обретались калеки и престарелые, расслабленные и неизлечимо больные люди. Ежедневно здесь кормили десятки нищих.

 

    После революции Елисавета Феодоровна наотрез отказалась уехать за границу и разделила страшную участь многих российских мучеников. Арестовали ее на третий день Пасхи 1918 года, после литургии, отслуженной Святейшим Патриархом Тихоном. Это был праздник иконы Иверской Божией Матери. За великой княгиней добровольно последовала ее келейница Варвара, которая прошла вместе с ней весь мученический путь до самой кончины. Вместе с другими членами императорской семьи Елисавета Феодоровна была выслана на Урал. Ночью 18 июля 1918 года в Алапаевске большевики бросили ее в шахту рудника, а затем забросали ручными гранатами. Матушка Елисавета была еще жива и повторяла слова Спасителя, распятого на кресте: «Господи, прости им, не знают, что делают». Она упала на каменный выступ шахты. И еще долго оттуда раздавались звуки «Херувимской»...

 

     Но на этом история мученицы не закончилась, а только началась. Вскоре город освободила Белая армия. Тела убиенных подняли и по разрешению атамана Семенова и адмирала Колчака вывезли за границу. Непередаваемо труден был тот путь. Продолжался он почти два года. В жару поездом за тысячи километров через Читу в Харбин, затем в Пекин и Шанхай. Потом в Порт-Саид, а оттуда по морю в Палестину... Когда почти через два года гроб матушки Елисаветы доставили в Гефсиманскую обитель, от него исходило тихое благоухание.

 

 

     По воле Божией, именно в Гефсимании, в храме св. Марии Магдалины покоятся сейчас нетленные мощи преподобномученицы Великой княгини Елисаветы Феодоровны с ее верной келейницей Варварой. Великая княгиня Елисавета прекрасно знала, что ни одна обитель не может существовать без мудрого и чуткого духовника. Она искала его и нашла. По промыслу Божию во время русско-японской войны отец Митрофан Сребрянский был назначен священником в полк, над которым шефствовала Великая княгиня Елисавета Феодоровна.

 

 

     Молодой священник бесстрашно нес свою службу. В своей замечательной книге «Записки полкового священника» он просто и искренне рассказывает о том, как причащал на передовой раненых, исповедывал умирающих солдат, служил молебны перед сражениями. Отец Митрофан показал себя глубоким знатоком души русского православного воина. Книга эта попала в руки Елисавете Феодоровне, и она пригласила автора в Москву. Когда создавалась Марфо-Мариинская обитель, был объявлен конкурс на лучший проект устава монастыря. Прислал свой проект и протоиерей Митрофан Сребрянский, служивший в то время в Орле. Великая княгиня одобрила именно этот проект и предложила отцу Митрофану высокую должность духовника обители. Поначалу священник отказался. Ведь при одной мысли об отъезде его из Орла духовные чада и обожавшие своего батюшку прихожане пришли в отчаяние.

 

     Но отказ великой княгине едва не привел священника к трагедии. У отца Митрофана отнялась рука. С ужасом понял священник, что Господь наказал его за непокорность Его святой воле. Он молил Создателя о прощении и пообещал переехать в Москву. Через два часа рука стала оживать. Но священником вновь овладело искушение - опять не нашел он сил расстаться с любимым приходом, написал отказ великой княгине. И вновь лишился руки. Прибыв в Москву, в глубоком отчаянии пришел он к чудотворной иконе Иверской Божией Матери и, обливаясь слезами, просил исцелить его руку, чтобы можно было по-прежнему служить и совершать таинства. Твердо обещал отец Митрофан Царице Небесной стать духовником Марфо-Мариинской обители. И не успел приложиться к чудотворному образу, как пальцы снова зашевелились.

 

     С тех пор жизнь его полностью принадлежала обители. Духовник разделил ее трагическую судьбу. Пережил мученическую кончину Елисаветы Феодоровны, гонения, унижения, разгром обители. Вместе с другими монахинями стал изгнанником. В расцвете лет был пострижен в монашество с именем архимандрита Сергия святейшим Патриархом Тихоном. И к лику новомучеников Российских причислен ныне как преподобный Сергий Исповедник. Он вынес все: тюрьмы, ссылки. Через все свои скитания пронес подвижник старую Библию с надписью: «Елисавета. Память совместных трудов», самую дорогую для него вещь на свете. Умер отец Митрофан от крупозного воспаления легких в полном сознании уже в наши дни, на тридцать лет пережив великую княгиню. Свою земную жизнь старец закончил в убогой избушке, притулившейся на окраине глухой деревушки Владычино в кругу любящих его духовных чад. Были среди них и две немолодые уже насельницы Марфо-Мариинской обители: монахиня Надежда и монахиня Любовь. Раньше в миру Любовь звалась Фросей. Именно ей в юности явился Онуфрий Великий и кардинально изменил всю дальнейшую жизнь.

 

     Фросе было пятнадцать лет, когда после смерти родителей она осталась совсем одна в большом доме. Родители ее были людьми благочестивыми. Отец - церковный староста - не жалел собственных денег на украшение своего сельского храма. Фрося с детства мечтала уйти в монастырь. Больше всего на свете любила она церковь и молитвы. Однажды, сделав из веревочки четки, взяла свечку, забралась в дупло огромного дерева и молилась там, пока не уснула. Старший брат Илья забрал сестру к себе, в небольшой городок Богодухов. Он был вдовцом с тремя детьми. На юную Фросю легли многочисленные домашние заботы. Но были и радости. Брат служил регентом в архиерейском хоре, и Фрося стала петь в нем. У нее было чудесное оперное сопрано. Однажды с Фросей произошел удивительный случай, изменивший всю ее жизнь. Девушка собиралась в церковь, ко всенощной, но внезапно захотела спать. Захотела так сильно, что легла и... уснула на сутки.

           

     Это было 25 июня 1912 года. В том вещем сне впервые явился к Фросе дивный старец с сияющим лицом, с длинными волосами, белоснежной бородой почти до земли, в белой перепоясанной рубахе. Сияние этого лика Евфросиния выдержать не могла и упала перед старцем ниц. - Я - святой Онуфрий, не бойся меня, - сказал тот и перекрестил девочку большим крестом. - Все тебе прощается. А теперь пойдем со мной, я тебя поведу по всем мытарствам. И покажу мучеников. В своем невероятном сне девушка действительно увидела поразительные вещи - не вмещаемые в человеческое сознание.

           

     В нем были бездны ада и чудеса рая. Наконец, святой старец подвел ее к дивной, благоухающей цветами обители и сказал: «Это обитель святых жен Марфы и Марии». Там же преподобный Онуфрий впервые показал Фросе ее будущих духовных наставников: Великую княгиню Елисавету Феодоровну и отца Митрофана. Оба были в белой одежде с белыми крестами на груди. До этого времени жившая в глухой провинции Фрося даже не предполагала о существовании Марфо-Мариинской обители в Москве и никогда ничего не слышала ни о Елисавете Феодоровне, ни о ее духовнике. Но уже тогда увидела их в виде мучеников, хотя до революции еще было далеко. Наконец, преподобный Онуфрий перекрестил девочку, и она проснулась. Первый вещий сон закончился.

 

     Целые сутки провела Фрося в летаргическом состоянии, а когда проснулась, ноги ее отнялись до колен и она не могла говорить. Родным пришлось три месяца носить ее на руках. Ни один врач не мог излечить девушку. Наконец, в сентябре 1912 года Фросю на руках принесли в женский монастырь города Богодухова, где находилась чудотворная Каплуновская икона Божией Матери. Девочку причастили, отслужили молебен перед иконой, и, как только она приложилась к дивному образу, то мгновенно исцелилась. И вспомнила, как во сне преподобный Онуфрий говорил ей о Богоматери: «Здесь твоя надежда».

 

     Фрося решила уйти из мира и стать монахиней. Ей предлагали поступить в Богодуховский женский монастырь, но она знала, что ей уготован совсем иной путь. Расспрашивала у всех о святых Марфе и Марии и о том, где находится обитель, носящая их имя. Но никто в провинции об этом не знал. Наконец, каким-то чудом удалось разыскать послушницу Василису из того же Богодуховского монастыря, которой посчастливилось поступить в знаменитую Марфо-Мариинскую обитель в Москве. Фрося умолила монахинь написать Василисе о своем желании оказаться там. Вскоре пришел положительный ответ от Василисы.

 

     Не сказав никому ни слова, Фрося уехала в Москву. Когда по приезде ее привели к настоятельнице, Фрося едва не потеряла сознание. Перед ней стояла та самая мученица, которую она видела в своем первом вещем сне. До мученического венца великой княгине оставалось еще целых шесть лет, так что девушке еще в 1912 году удалось провидеть будущее. Духовник обители отец Митрофан записал в дневник провидческий сон Фроси, поставил на своих записях дату и засвидетельствовал записанное своей священнической совестью. Обитель стала для Евфросинии смыслом жизни. И всю свою жизнь посвятит она Богу, обители и своему духовному отцу Митрофану. Здесь найдет она свою лучшую подругу, монахиню Надежду, с которой не расстанется до самой своей смерти. Преподобный Онуфрий благословит святую дружбу инокинь. В одном из своих снов Фрося увидит, как святой перевязывает их руки голубой лентой.

 

 

     ...Господь давал монахини Любови совершенно поразительные духовные и физические силы. Она никогда не унывала, не роптала на судьбу. Обладала потрясающей способностью общаться с самыми разными людьми. В начале своей монастырской жизни она вставала летом в четыре часа утра, убирала сад, протирала полы, накрывала стол в трапезной, потом будила остальных сестер. За трапезой никогда не сидела, подавала еду, а затем мыла за всеми посуду. После революции, когда наступил голод, Фрося на протяжении многих лет спасала обитель от голода. Москва выживала только благодаря «мешочничеству». Но мешки надо было еще провезти через посты и заставы. Бывало, что Фрося сама впрягалась в телегу, полную хлеба. Хрупкая молодая женщина каждый день проходила от деревушки Семеновки до обители тридцать два километра, неся на спине по два мешка картошки. На коленях у нее были большие незаживающие раны. Она почти ничего не ела, спала в кухне на голом полу, а на рассвете опять отправлялась в поход за пропитанием для обители. Находившаяся под покровительством преподобного Онуфрия, Фрося ничего не боялась: ни грабителей, ни мародеров, ни бдительных красноармейцев, отбирающих у людей последний кусок хлеба.

 

     После одного из своих чудесных видений Фрося не пила и не ела в течение 37 суток и при этом работала, как обычно: молилась, носила на себе продукты для обители, пела в монастырском хоре. О вещих снах Фроси знали далеко за пределами обители. Святейший Патриарх Тихон вызывал к себе простую инокиню и просил рассказать свои сны. Однажды преподобный Онуфрий предсказал ей скорую кончину Святейшего Патриарха Тихона. Почти всегда сны ее сбывались. Фрося вела дневник и писала в нем о своих удивительных встречах с преподобным Онуфрием. Всецело доверяла она и своей верной подруге монахине Надежде. Ей довелось на 27 лет пережить Фросю и рассказать о ней в книге «Подвижники Марфо-Мариинской обители милосердия». Долгие десятилетия преп. Онуфрий Великий был защитником и покровителем насельниц, направлял их духовные помыслы, сберег при разгроме монастыря большевиками, а потом во времена гонений, ссылок, войн, разрухи. Во время Второй мировой войны преподобный Онуфрий запретил матушки Любови покидать столицу и тем спас ей жизнь.

 

     Непостижимым для нашего человеческого сознания способом святые путешествуют по миру, на разных континентах выбирают себе места жительства, призывают к себе подвижников веры, незримыми нитями связывают людей, живущих за тысячи километров друг от друга. Постоянно, на каждом шагу подают они нам свои святые знаки, указывают на глубокую связь между явлениями природы и историческими событиями. Но чаще все мы по своей духовной слепоте их не замечаем...

 

 

     Долгие годы учила меня моя духовная наставница, тайная монахиня, сорок лет прожившая в миру и отлично этот мир знавшая, умению искать и понимать эти знаки. Ведь если научишься, откроешь для себя безбрежный Божий мир. Увидишь удивительную вневременную картину мирозданья, в которой связаны континенты и страны, века и мгновения и в которой каждому из нас определил Господь Бог свое место. Вот лишь несколько примеров из моей жизни, где явственно просматриваются тайные знаки и связи.

 

     Весной девяносто шестого года мы вместе с моим другом Г. шли по Гефсиманскому саду в Иерусалиме с пачкой книг: в подарок православному храму св. Марии Магдалины. Мы несли книгу о великой княгине с акафистом в ее честь. Акафист этот и по сей день читают в Гефсиманской обители у святых мощей. Книга о преподобномученице была издана в нашем храме Рождества Богородицы в селе Поярково. В этом храме несколько лет назад нас с мужем венчал его настоятель, протоиерей Олег Кудряков, наш друг и наставник. В обители мы зашли в церковную лавку, полную великолепных икон и книг. Купили небольшие подарочки близким. Оттуда отправились в храм и долго не могли отойти от Святынь.

 

     Но почему-то меня неудержимо тянуло опять в церковную лавку. Я вернулась и поняла, что так властно звало меня назад. То была небольшая деревянная икона небесной покровительницы здешнего храма, равноапостольной Марии Магдалины, написанная местными монахинями. Святая была изображена на удивительно красивом, ярко-синем фоне, таком же, как небо над Гефсиманским садом. Не раздумывая, я купила эту икону. Полюбила я ее с первой минуты и больше с ней не расставалась.

 

 

 

     А прочитав житие святой, поняла, как она близка всем нам, современным грешницам, сколько дает сил для раскаяния, исправления, надежды на милость и снисхождение Божие. Образ равноапостольной Марии Магдалины прошел со мной по Святой земле, побывал в Бари и в Константинополе. Ко всем святыням прикладывала я эту икону. Но можно ли было тогда предположить, какую роль будет играть эта святая в моей будущей жизни?

 

     ...Через две недели после моего возвращения из паломничества в Москву внезапно умерла моя мама: очень здоровая, красивая, энергичная, полная жизненных сил и любви к людям женщина. «Надо непременно посмотреть, празднование какого святого приходится на сороковой день кончины вашей мамы, когда она предстанет на частный суд перед Престолом Всевышнего», - сказал мне тогда отец Олег. «Кто же тот святой, который помолится в тот страшный судьбоносный день за мою любимую мамочку перед Богом?» - думала я, с трепетом листая церковный календарь. Это был день равноапостольной Марии Магдалины! Отныне я считала ее покровительницей своей семьи.

 

     Прошло пять лет, и мне суждено было отправиться в командировку в Варшаву. Как большинство русских людей, я всегда считала Польшу сугубо католической страной. Исключительно католической. Знала, что представителей Московской Патриархии там нет. И, конечно, ехала с тяжелым сердцем, представляя свою оторванность от родного православного мира. Перед самым отъездом знакомые успокоили меня, сообщив, что какая-то православная церковь в Варшаве все-таки есть! Это вселяло надежду. Я уже представляла полуразвалившуюся маленькую церквушку, где-нибудь на далекой окраине или на заброшенном кладбище. А в ней бедного одинокого батюшку в прохудившейся рясе. Ну, конечно, я буду помогать ему всеми силами, пол мыть, рясу чинить... Невозможно описать наш восторг, когда мы с мужем увидели огромный величественный кафедральный собор Польской Автокефальной Православной Церкви. Воздвигнут он был в честь... святой равноапостольной Марии Магдалины. В соборе служил предстоятель Польской Православной Церкви митрополит Савва, Варшавский и всея Польши. Увидев храм внутри, я потеряла дар речи. У входа с огромной, в человеческий рост, иконы смотрела на меня Праведная Елисавета, мать Иоанна Крестителя, Небесная покровительница моей духовной наставницы. Десятки любимых святых: святитель Николай, преподобные Сергий Радонежский, Серафим Саровский, святой Дионисий Ареопагит - встречали нас в храме. Были здесь и особо почитаемые древние чудотворные иконы Божией Матери: Почаевская, Ченстоховская, Иверская. Некоторые из них были пожертвованы церкви членами российской императорской семьи. Ведь долго время Польша была частью России. Подойдя к главной храмовой иконе равноапостольной Марии Магдалины, я не могла сдержать слез. Стало ясно, что никогда не буду я чувствовать себя чужестранкой в этом городе и в этой стране. Вот они - укрепляющие и утешающие нас знаки православных святынь...

 

ГАЗЕТА № 07 2005 

ГАЗЕТА № 08 2005