Холодным летом нынешнего года я стала крестной матерью девочки Кати. Церковь в Тегеле, которую мы выбрали для крестин, была маленькой и красивой, священник спокойный и добрый. Вот только мы оказались неподготовленными к важному событию. Катя, не понимая что с ней собираются делать и подозревая худшее – уколы, кричала. Я с крестным отцом, не зная как полагается себя вести, совершала одну нелепость за другой. Катина мама, которой вообще нельзя было присутствовать при обряде, стояла растерянная, тут же. Бабушка нервничала на церковном крыльце. Отца Александра наша кампания не удивила. Мы были не первыми, а, скорее всего, не последними такими православными верующими.

     - В России – храм через дорогу, можно походить туда, послушать, что-то понять, узнать.
     ...А здесь на весь Берлин только две церкви, дорога в один конец четыре марки. Вот и выберется человек раз в жизни – покреститься, а для чего он это делает, не знает. Я задаю вопрос: как имя Бога, в которого креститесь? Молчание. Ну, как – Будда, Магомет или Конфуций? Молчание. Один сказал: Иегова. И на этом спасибо. Иногда говорят: Христос. Конечно, ближе, хотя это – Его земное имя. До понятия Троицы дело не доходит… Вообще-то существует институт «оглашения», когда люди, собирающиеся принять Крещение, подготавливались, оглашались. В Литургии есть место, когда оглашенные должны покинуть храм и остаются только верные, т.е. крещенные. Сейчас, конечно, сохранилась только форма, содержания уже нет. Храма никто не покидает. Впрочем если бы выполнялось всё, что положено, что накоплено за двухтысячную историю, то служба длилась бы 16 часов в сутки. Это, конечно, сейчас невозможно. Мы только как бы напоминаем как должно быть. Храним сосуд, в котором содержание. И надеемся, что передадим его дальше. Главное – сохранить содержание, не разбить его реформами. В христианстве сейчас около 500 направлений. Но истина то одна, не может быть 500 истин.

     - Православное учение опирается на два начала: Священное Писание и Священное Предание. И Предание очень важно. Ведь Христос сам ничего не писал, ни одной книги. Что есть: кусочки папируса, переводы, искажения, дополнения…И есть переданные через века знания, с которых начиналась Церковь. Церковное предание – это наша соборность.
    

     Православный храм святых князей Елены и Константина построен сто два года назад. Вокруг него кладбище. Вокруг кладбища с двух сторон неумолчные автотрассы, с третьей – по-немецки аккуратные склады кондитерской фабрики. Столетние деревья заслоняют маленький храм и кладбище от суеты вокруг. Отец Александр служит два раза в день, по будням обычно в полном одиночестве, но по воскресениям и праздникам и народу собирается немало. И с каждым разом всё больше.

     - Это очень хорошее место для Храма. Место встречи двух миров: мира земного и мира небесного…

 

     - Когда я узнал, что храм, в который еду, находится на кладбище, то думал, что день и ночь придется служить панихиды. В России в храмах на кладбище идет непрерывное поминание усопших. Здесь поминают по-другому: часто приходят, приносят много цветов, на ночь зажигают фонарики и свечи, и уходят,…не заходя в храм. Для меня всё это выглядит как язычество. То, что люди не поминают усопших молитвенно, чисто местный обычай, наверное….

 

     Надгробия порой могут рассказать о времени и нравах больше, чем перо самого добросовестного летописца. И это столетнее кладбище красноречиво: дворянские титулы, давно забытые воинские звания, важные гражданские чины, русские и немецкие фамилии, бесконечные списки имен военного времени на одинаковых и скромных надгробиях, роскошные памятники на могилах молодых людей – берлинцев «последнего призыва», погибших при невыясненных обстоятельствах…

     А вообще этот район в Райникендорфе перестал быть русским после войны. Когда Владимирское братство, общество, основанное в 1980 году в Берлине «для помощи немощным и больным русским и православным; образование детей и взрослых; для отправления церковных служб» (в то время маленькая православная церковь была только при российском посольстве), продало землю, на которой находился построенный Александровский странноприимный дом, а также кладбище и храм. Московская патриархия теперь арендует храм города Берлина.

     Сергей Георгиевич Римкойт, бессменный, в течении 20 лет церковный староста, помнит время, когда шли одновременно три службы: в нижней церкви (её уже не существует), в храме и на улице – столько собиралось здесь по воскресным дням православного люда. Это было в 30-х годах, до войны. Сергей Георгиевич, русский немец, привезенный родителями в 1929 году, был тогда ребенком.

     Теперь Патриархия выплачивает только зарплату священнику, причём, скромную до чрезвычайности, на все остальные деньги приходится добывать самим. Правда,  к столетию храма сенат выделил средства на ремонт. Церковный совет во главе со старостой распорядился ими так рачительно, что храм сияет как пасхальное яичко.

      У отца Александра двое детей и жена. Они живут в небольшом домике, отгороженном от кладбища дорожкой и легкой оградой. Сын помогает отцу во время служб. Дочь тоже. Но ей нельзя, как и всякой другой женщине, заходить в алтарь. Поэтому основная забота падает на сына.

     - Заставлять его, я конечно, не могу. Он ребенок, и ему, как всякому ребенку, хочется побегать, подвигаться… Но когда надо, прошу и он мне помогает… У него очень хороший слух, у меня такого нет.

     Дети и жена у отца Александра вполне светские, что людям, далеким от церковной среды, кажется удивительным. Это понятно: приходя в церковь, обращаясь к священнику, мы чувствуем себя, как на приеме врача или чиновника, пределы власти которого  нам неизвестны…

     На службе в берлинских храмах в первых рядах часто стоят молодые люди с толстыми золотыми цепями на могучих шеях. Они молятся истово и самозабвенно, вызывая интерес окружающих, приходящих сюда со своими, вполне доступными пониманию, проблемами и желаниями.

 

     - Я прихожу в церковь за полтора часа до начала литургии. Ведь первая часть служится в алтаре. В храме тишина. Постепенно собираются люди, чувствуя, как накапливается молитвенное настроение… И вдруг заходит человек, который готов выплеснуть накопившуюся в нем суету на первого, кто попадется на пути. Я это очень чувствую. Если он придет до начала службы, есть возможность его вразумить. Если во время литургии, то приходится бороться как бы параллельно со службой. Это, конечно, трудно. А в самой службе ничего трудного нет. Мы ведь работаем с текстами. На каждый день, на каждый случай есть свои молитвы, всё расписано…

 

     Вопреки моему, ограниченному чтением художественной литературы, представлению о повседневной работе священника, отец Александр редко выезжает на вызовы. То-ли страждущих мало, то ли они применяю другие методы избавления от тягот. Впрочем, один из ритуалов сегодня вошел в моду – освящение квартиры.

 

     -  Я это делаю редко. Если кто-то просит, стараюсь поговорить с человеком, разобраться, действительно ли это нужно. Люди воспринимают религиозные ритуалы как магию, что неправильно и недопустимо. Что такое освятить жилище? Это, значит, призвать Бога жить с собой. Я, когда был помоложе, соглашался освящать квартиры. Но быстро понял, что это неправильно: заходишь в комнату, а там – голые женщины по стенам висят. И что же я тут делаю и что же мне за это будет? А то приснилось что-то, давай скорее освящать и всё пройдет. Ничего не пройдет! Причины гораздо глубже. Надо совершать духовные усилия для того, чтобы отдавать себе отчет что происходит.

 

     - Человеку дана свобода выбора. Он способен изначально отличать добро от зла и правду от лжи. Это дано ему Богом. Но Господь не будет делать за человека выбор. Если самому себе не отдавать отчета в истинных мотивах поступков, а только оправдывать себя, то таким образом сделать выбор в сторону лжи. Или надо, например, сделать выбор между материальным и духовным. Между приобретением телевизора и духовным наслаждением от созерцания иконы Божией Материю Выбор в пользу телевизора определен. Это не просто, это и приятно, и престижно. А что такое созерцание иконы? Ну, попробовал разок – скукота… Требуются усилия, а совершать их не хочется. Впрочем это вопросы очень сложные…

     Отец Александр, Александр Иванович Кожа работал когда-то преподавателем математики и физики. Отец его был офицером советской армии, коммунистом. В семье слово Бог произносилось разве, что случайно. Получая медицинскую справку, он скрыл, что поступает в семинарию. Чтобы не попасть в психушку. Проучился в Троице-Сергиевой Лавре полтора года и был призван в Церковное управление по делам внешних сношений, где 16 лет, и последние годы был ответственным за связи с нехристианскими религиями. Параллельно закончил духовную академию и аспирантуру при ней. Объездил весь мир, принимал участие в постоянно действующей Всемирной конференции «Религия и мир», был наблюдателем Всемирного Совета Церквей. Младший брат пошел по его стопами служи священником в Москве. На вопрос, почему решил распорядиться своей жизнью так, а не иначе, говорит:

 

     - Что такое человек: тело, душа и дух, правда? Телом мы немного управляем, душа управляет нами, а дух всегда свободен. Так, что я ничего не решал…