В наше время существует лишь несколько фигур, таких радикальных, необыкновенных, сложных и богатых по натуре, как Елизавета Пиленко, которая позже вследствие монашеского пострига стала матерью Марией. Родившись в 1891 году в Риге, в семье, принадлежащей к украинской аристократии, она была многообещающим поэтом, художником-любителем, занималась рукоделием и изучала богословие в Санкт-Петербурге тогда, когда о женщинах, изучающих богословие ровным счетом ничего не слышали. Была вовлечена в революционное движение, часто посещала литературные кружки, собиравшиеся вокруг поэтов Александра Блока и Вячеслава Иванова.

     Она поспешно вышла замуж еще очень молодой, родила ребенка, а затем столкнулась с разрывом этой первой импульсивной связи в разводе. Во время революционной суматохи в России была мэром в своем родном поселке Анапа на Черном море. Там же за поддержку большевиков привлекалась отступающей Белой армией к суду. Через некоторое время ее чуть было не казнили с другими якобы сторонниками большевиков, но ей удалось избежать этого, когда она сблефовала, заявив о близких отношениях с женой Ленина. С тысячами других людей она была сослана на запад, но в условиях почти невероятной бедности и лишений ей удалось добраться сначала до Стамбула, а затем и до Парижа. Во время переездов в ссылке она вновь вышла замуж, на этот раз за Даниила Скобцова, который был именно тем военным судьей, перед которым она предстала во время суда в Анапе. Родилось еще двое детей: дочь, которой суждено было умереть от менингита в Париже, и сын, которому было суждено умереть в концлагере вместе с последним священником ее приюта, отцом Димитрием Клепининым.

 

     "На последнем Суде меня не спросят о том, как рьяно я придерживалась аскетизма, как много клала поклонов у Престола. Меня спросят, кормила ли я голодных, одевала ли нагих, посещала ли больных и заключенных в тюрьме. Это все, о чем меня спросят".

 

     Казалось, что Лиза не соответствовала ни времени, ни тому миру, в котором жила. А возможно, она соответствовала всему. Замуж она выходила импульсивно, страстно. Безумно любила своих детей, пусть даже и короткое время. Как и другие ссыльные, она испытала бедность, которой до этого не знала. Лиза была оторвана от своей семьи и от интеллектуальной жизни множеством страданий людей, окружавших ее в русской эмиграции. Поездки, предназначенные якобы для того, чтобы давать образовательные уроки, тотчас же становились возможностью поделиться личной болью, чтобы действительно утешать других как добрый пастырь. Но женщины не могли исполнять обязанности диаконис. Известно, что овдовевшая Великая княгиня Елизавета, недавно канонизированная как мученица, организовала общество монахинь, которые заботились о больных и брошенных за пределами Москвы в предреволюционные дни. Единственными примерами церковной жизни, которые видела "новая" мать Мария, были традиционные монастыри, которые бежали от революции в Эстонию и Латвию. К ним она не имела никакого отношения и не симпатизировала им, несмотря на то, что было столько страданий и столь крайняя необходимость в монастырях.

     Так, с марта 1932 г., с момента ее пострижения в монахини и в течение 12 лет вплоть до ее ареста и депортации в концлагерь Равенсбрюк, где она умерла в газовой камере, она жила необыкновенной жизнью монахини, дьякона, советчика, администратора некоторых домов, не говоря уже о том, что была кухаркой, писателем и организатором фондов. С благословения замечательного архиерея русской епархии в Париже митрополита Евлогия, она по-своему делала то, что он предложил, а именно - весь мир вокруг нее стал ее монастырем. С помощью некоторых видных людей эмиграции она основала несколько приютов для бездомных, нуждающихся, беспомощных и больных в Villa de Saxe, Rue Lourmel и Noisy-le-Grand.

 

     "Вознесшись на небеса, Иисус не взял с собой земную Церковь. Он не прервал течение истории. Иисус оставил Церковь в мире, и Церковь остается маленькой частью закваски, которая заставляет подниматься все тесто. Другими словами, в рамках истории Иисус дал целый мир Церкви, и она не имеет права отказываться духовно возвысить этот мир, перестроить его. Для этого Церкви нужна мощная армия, и такой армией является монашество".

 

     Мать Мария поняла, что монашеская жизнь ничто, если она не является воплощением любви к Богу и любви к ближнему. Она полагала, что в самой истории монашества, когда движение распространилось в разные географические области с разным климатом, культурами, языками, даже пищей, монашество, как живая реальность, приспосабливалось к новой окружающей среде. Оно находило способы процветать за пределами пустынь Ближнего Востока и провинций Византийской империи. Постная пища Средиземноморья, например оливки, уступила место картофелю и капусте на Севере, точно так же, как пальмовые ветви были заменены вербой.

 

     "Другими словами, сегодня монах должен бороться за то, что действительно важно, за саму сущность монашества, а не за отречение от внешних форм этой жизни, создание новых. Монашество необходимо для жизни как сама ее сущность. На самом деле для монаха или монахини существует только один монастырь - весь мир. В этом заключается новизна "нового монашества", его значение, причина и оправдание. И очень важно для монаха понять это как можно быстрее. Существует много людей, которые, несмотря на свой страх, должны стать новаторами. И новизна важна не ради самой новизны, но потому, что она неизбежна".

 

     Мать Мария не хотела разрушать традиционные модели монашества, просто сегодня они стали почти роскошью, недоступной для большинства тех, кто ищет Бога. Эти модели напоминают санаторий в горах со свежим воздухом, хорошей едой, гимнастикой. Но сколько больных должны довольствоваться крошечными, душными комнатами в нанимаемых квартирах и пищей бедняков? То же самое происходит сегодня и с Церковью.

 

     "Церковь, оставленная Христом в мире, является лишь маленьким кусочком закваски, от которого может подняться весь замес теста. Она говорит, что Христос оставил весь мир и его историю Церкви. Как может Церковь отказываться духовно возрождать этот мир, переделывать его? И монашество было дано Церкви как мощная, истинная армия для того, чтобы помогать этому процессу".

 

     Согласно матери Марии, монашество характеризуют классические обеты послушания, целомудрия и нестяжания, которые дают монахи, а не такие детали монашеской жизни, как ряса или келья. Для нее монашеские правила являются "исторической оболочкой", которая может изменяться и всегда имеет относительную ценность, как средства, используемые человеком для того, чтобы реализовать монашеское призвание. Послушание, обещанное Богу и выполняемое по отношению к настоятелю, особенно в Восточном монашестве - к духовному отцу/матери или старцу, во многом духовно более опытному, сегодня выполняется так же, как смиренное служение Христу посредством работы в Церкви в условиях современной жизни.

     В частности, монашеский обет нестяжания, Божья мудрость и удивительный путь в Царствие Божие поставят монаха в один ряд с бедными сего мира. Следует заметить, что весь монашеский опыт матери Марии коренился в хаосе и страдании, суматохе и бедности Русской иммиграции во Франции во время великой депрессии, а затем и во время оккупации во Вторую Мировую войну. Следуя примерам прошлого, отцам и матерям, обитавшим в пустыне, а затем опыту Сергия Радонежского, Нила Сорского, Франциска Ассизского, монахи работали не только для того, чтобы поддержать себя, но также для того, чтобы одеть, укрыть и накормить страждущих.

 

     Согласно матери Марии, бедность и нестяжательность не должны ограничиваться лишь материальным аспектом, их следует рассматривать глубже. Тот, кто беден материально, может быть сокровищницей духовных даров. В действительности было бы точнее сказать, что тот обет, который дают монахи, - это "быть нищими духом" - является единственным путем в обыденной жизни религиозной общности, которая является Церковью. Быть "нищим духом" - значит быть способным сказать вместе с Христом: "Отче, в руце Твои предаю дух мой". Монах не хранит взаперти то, что насущно важно для человека, но, жертвуя, действительно отдает, как делал это Христос на Кресте.

 

     Все это ведет к одному - необходимости для монаха быть активным в миру… во всех формах социальной деятельности, таких как благотворительность, духовная поддержка,…отдавая все свои силы работе, охристосовлению других, не стяжая, но раздавая, даря во славу Господа.

 

     Само название изданного после смерти собрания работ матери Марии "Причастие брата" точно отражает не только ее взгляд на христианскую жизнь в общем, но еще больше ее страстное убеждение в значении монашества в современную эпоху. По словам Святого Иоанна Хризостомского, после Литургии наступает еще одна, которая служится не на алтаре из камня или дерева, а на алтаре плоти и крови нашего ближнего, отсюда "причастие" брата или сестры." Подобное, если даже не более сильное выражение, которым можно было бы назвать агапы матери Марии, ее видение христианства и монашеской жизни в рамках "любви к ближнему" высказано в недавно найденной рукописи 1937 года "Типы религиозной жизни", опубликованной в прошлом году в русском журнале "Вестник", переведенной отцом Алвианом Смиренским и изданной в "Суроже". После тщательного исследования различных духовных состояний православных собратьев (исследования точного и даже безжалостного), она размышляет над "евангельским" типом духовной жизни, что было радикальным возвратом к Евангелию. Основа Благой Вести - любовь: любовь Бога к нам, наша любовь к Нему и наша любовь друг к другу. Любовь Бога и ближнего крепко связаны между собой, являются частью одной реальности настолько, что не могут быть разделены или противопоставлены друг другу. Человек не может любить ближнего без любви к Богу, что-то из нашего недавнего прошлого все еще мешает осознать нам это. Также невозможно любить Бога без любви и служения нашим братьям и сестрам. То, что является главным и даже смущающим в страстных словах матери Марии - это дальнейшее требование, которое она выдвигает в заповеди любви, а именно: человек должен отречься от самого себя. Недостаточно просто отречься от владения материальными благами, как это делают монахи в своих обетах. Требование Евангелия вторгается даже в духовную жизнь.

 

     "Нестяжание учит нас не только тому, чтобы мы не искали с жадностью пользы для своей души, но также тому, чтобы мы не были скупы, чтобы мы всегда были расточительны в своей любви, чтобы мы искали духовной наготы, чтобы наша душа ничего не утаивала, чтобы мы не утаивали ничего святого и ценного, чего бы мы не были готовы пожертвовать тем, кто нуждается, во имя Господа. Духовное нестяжание - это путь святого юродства, безумия во Христе. Оно является антонимом мудрости этого века. Это блаженство тех, кто нищий духом. Это внешняя граница любви. В соответствии с материальными законами, если я отдаю кусок хлеба, то становлюсь беднее на один кусок хлеба. Распространяя этот закон, мир думает, что если я отдаю людям любовь, то на такое же количество любви я стал беднее, а если я отдаю душу, то окончательно разорился и мне нечего больше спасать. В соответствии с законом духовной жизни, каждое духовное богатство, которое мы отдаем, не только как неразменный рубль возвращается дающему, но оно прирастает и крепнет. Тот, кто отдает, тот приобретает, кто нищает, тот богатеет. Отлучаясь от Христа в предельном акте самоотречения и любви, человек отдает себя людям… затем он лицом к лицу встречается с Христом в том человеке, которому он отдает себя, и в этом объединении он соединяется с самим Христом. Тайна человекообщения становится тайной Богообщения. То, что было отдано, возвращается. Отдаваемая любовь никогда не истощает источник этой любви, потому что источник любви в нашем сердце - это сама Любовь - Христос. Здесь мы говорим об истинном истощании, частичном подобии того, как Христос истощал себя, воплотившись в человечестве. Подобным образом и мы должны истощать себя полностью, воплощаясь в другой человеческой душе, отдавая ей в полной мере образ Божий, заключенный в нас".

 

     Не только на страницах Нового Завета мать Мария находит этот образ самоотрекающейся любви Бога, становящейся тем, о чем мы молим для других. Для нее это реальность, постоянно возрождающая себя в Евхаристии. Поднимая хлеб и чашу после освящения, священник или дьякон поет: " Твоя от Твоих Тебе приносяще о Всех и за Вся".

 

     "Если эта жертвенная самоотдающаяся любовь стоит в центре жизни Церкви, то каковы ее границы. В этом смысле можно говорить обо всем христианстве как вечной жертве Божественной Литургии за церковными стенами. Это значит, что мы должны приносить бескровную жертву самоотдающейся любви не только на одном особом месте - на престоле одного храма, но весь мир в этом смысле становится престолом единого храма, и мы должны принести наши сердца, подобно хлебу и вину, чтобы они пресуществились в любовь Христа, чтобы Он мог обитать в них, чтобы они стали сердцами Богочеловеческими и чтобы Он эти наши сердца отдал в снедь миру, чтобы Он приобщал весь мир этими отданными нами сердцами, чтобы мы были с Ним одним целым, чтобы заново жили не мы, но жил в нас Христос, воплотившийся в нашу плоть".

 

     Мать Мария была не в состоянии собирать вокруг себя монашеское общество надолго; как ее священники, так и сестры, в конце концов, выбирали другие места или же были вынуждаемы экономическими и социальными условиями переезжать куда-то. И не зазорно сказать, что в этом могли сыграть роль ее собственная личность и ее образ жизни.

     Несмотря на то, что ее мысли об обновленном монашестве могут, на первый взгляд, казаться призывом к отречению от созерцательной и литургической жизни в уединении и принятию активной, радикальной общественной жизни на пользу бедным и страждущим, такая оценка не совсем точна. Ее боговдохновенная вера заставляла ее безгранично отдавать себя тем, кто нуждался, обычно с помощью волонтеров, собирающих средства, еду, укрывающих бездомных, эмоционально подавленных и других с ранеными душами в своих приютах. В конце концов, она работала со своим священником и соратником, мучеником отцом Димитрием Клепининым, чтобы обеспечить документы, дающие возможность укрывать французских евреев во время облав, устраиваемых правительством Виши. Она даже пробралась на велодром d'Hiver, чтобы быть вместе с тысячами евреев, содержащихся в ужасающих условиях в июле 1942 г.

     Не только во время великих страданий революции и эпохи перемен, экономически трудного периода и войны она придерживалась радикального понимания следования христианскому учению. Любить Христа означало любить и служить ему конкретно в лице нуждающегося ближнего, пусть даже и не признающего Христа, но нуждающегося человека. Но считать мать Марию просто евангелистским активистом означало бы недооценивать ее евхаристическую духовность, ее глубоко церковную душу, ее возрождающую молитву. Воспоминания о матери Марии, которые описывают ее вдохновенное присутствие на Литургии, ее разговоры с людьми как в кафе, так и в ее приютах, а также энергию, с которой она писала статьи в газеты общества эмигрантов, являются сейчас ключом к раскрытию ее личности и идеалов. Мать Мария отождествляет монашеское уединение с сердцем Бога, которое есть "Любовь без границ", как сказал ее друг и бывший некогда священник отец Лев Жиллет, "монах Восточной церкви", но она не могла отделить эту любовь от любви ближнего. Как сказал Митрополит Евлогий, ее духовник, тот, который постригал ее в монахини и поддерживал ее необычный образ жизни, ее монашеское предназначение было бы "наградой человеческих сердец".

     Мать Мария также указывает нам ту основополагающую реальность, особо часто теряющуюся в бесконечных спорах о "модернизме" и "традиционализме" в Православной Церкви, а именно: что христианин привержен, в первую очередь, не к наследию и традициям и даже не к видению того, каким должно быть будущее. Скорее, каждый христианин - монах ли, служитель церкви или простой человек - призван к реальной жизни, жизни в Церкви и в миру, каким мы его находим, встрече с Богом, собой и ближним, который пребывает в нужде. Святой Серафим Саровский был прав: "То, что я монах, а вы мирянин, не имеет значения. Важно то, что мы оба находимся в благодати Святого Духа. Стяжи дух мирен, и тысячи душ спасутся около тебя".

     Короче говоря, для матери Марии это было истинное Евангелие - метанойя (покаяние), т.е. глубокая перестройка себя и мира через любовь, молитву и работу. Русская революция, писала она много раз, породила ужасные страдания, губительное разорение Православной Церкви. Однако, как ни парадоксально это звучит ( так же, как и другие катастрофы, подобные вынужденной иммиграции, великой Депрессии и даже Второй мировой войне), это может рассматриваться как дары Бога, радикальное освобождение от большого груза. Она настаивала на том, что эти ужасы также освобождают нас, чтобы вновь узнать Бога, самого себя и друг друга просто и напрямую. А затем, как сегодня, ситуация нашего мира побуждает нас быть сердцем и руками Христа для ближних. Митрополит Антоний (Блум) сказал: " Мать Мария - святая наших дней и для наших дней, женщина из плоти и крови, получившая Любовь Бога, которая бесстрашно смотрела в лицо проблемам нашего века". Она очень сильно расширила традиционные границы монашества и церковной жизни. Все вокруг нее, ее личная жизнь и отношения, ее смелые идеи, высказанные или написанные, даже ее одежда и поведение монахини в миру - все это сильно расширило эту оболочку, но не вырвалось за ее пределы. Как и многие ее друзья и братья по русской эмиграции - отец Сергий Булгаков, Николай Бердяев, Митрополит Евлогий, - она осмелилась жить, как сказал отец Александр Ельчанинов, в рамках "абсолютной свободы" Православия. Как первый свидетель нашего века, поистине "живая икона", ее жизнь и дела представляют перед каждым из нас эту свободу и мужество и как дерзкий вызов и как приглашение к исповеди.

 

Отец Михаил Плекон, США

(Перевод с английского)

Журнал "Русский инок" № 41 (204) Январь, 2006

По материалам сайта журнала "Русский инок"