Россия в красках
 Россия   Святая Земля   Европа   Русское Зарубежье   История России   Архивы   Журнал   О нас 
  Новости  |  Ссылки  |  Гостевая книга  |  Карта сайта  |     
Главная / Европа / Франция / МИР ПРАВОСЛАВИЯ / «Бередить совесть этого мира...». Беседа с Сергием, архиепископом западно-европейских русских церквей.

ПАЛОМНИКАМ И ТУРИСТАМ
НАШИ ВИДЕОПРОЕКТЫ
Святая Земля. Река Иордан. От устья до истоков. Часть 2-я
Святая Земля. Река Иордан. От устья до истоков. Часть 1-я
Святая Земля и Библия. Часть 3-я. Формирование образа Святой Земли в Библии
Святая Земля и Библия. Часть 2-я. Переводы Библии и археология
Святая Земля и Библия. Часть 1-я Предисловие
Рекомендуем
Новости сайта:
Новые материалы
Павел Густерин (Россия). Дмитрий Кантемир как союзник Петра I
Павел Густерин (Россия). Царь Петр и королева Анна
Павел Густерин (Россия). Взятие Берлина в 1760 году.
Документальный фильм «Святая Земля и Библия. Исцеления в Новом Завете» Павла и Ларисы Платоновых  принял участие в 3-й Международной конференции «Церковь и медицина: действенные ответы на вызовы времени» (30 сент. - 2 окт. 2020)
Павел Густерин (Россия). Памяти миротворца майора Бударина
Оксана Бабенко (Россия). О судьбе ИНИОН РАН
Павел Густерин (Россия). Советско-иракские отношения в контексте Версальской системы миропорядка
 
 
 
Ксения Кривошеина (Франция). Возвращение матери Марии (Скобцовой) в Крым
 
 
Ксения Лученко (Россия). Никому не нужный царь

Протоиерей Георгий Митрофанов. (Россия). «Мы жили без Христа целый век. Я хочу, чтобы это прекратилось»
 
 
 
 
Кирилл Александров (Россия). Почему белые не спасли царскую семью
 
 
Владимир Кружков (Россия). Русский посол в Вене Д.М. Голицын: дипломат-благотворитель 
Протоиерей Георгий Митрофанов (Россия). Мы подходим к мощам со страхом шаманиста
Борис Колымагин (Россия). Тепло церковного зарубежья
Нина Кривошеина (Франция). Четыре трети нашей жизни. Воспоминания
Протоиерей Георгий Митрофанов (Россия). "Не ищите в кино правды о святых" 
Протоиерей Георгий Митрофанов (Россия). «Мы упустили созидание нашей Церкви»
Популярная рубрика

Проекты ПНПО "Россия в красках":
Публикации из архивов:
Раритетный сборник стихов из архивов "России в красках". С. Пономарев. Из Палестинских впечатлений 1873-74 гг.

Мы на Fasebook

Почтовый ящик интернет-портала "Россия в красках"
Наш сайт о паломничестве на Святую Землю
Православный поклонник на Святой Земле. Святая Земля и паломничество: история и современность
«Бередить совесть этого мира...»

Беседа с Сергием, архиепископом западно-европейских русских церквей.


Архиеп. Сергий (Коновалов)

     – Владыка, расскажите, пожалуйста, о вашей епархии.

     – Епархия, которая мне поручена, создавалась в начале 20-х годов, когда Патриарх Тихон поручил архиепископу Евлогию (Георгиевскому) заниматься всеми приходами русского рассеяния в Западной Европе. Митрополит Евлогий имел очень обширную епархию: туда входили православные приходы скандинавских стран, Англии, Финляндии, Чехословакии, Венгрии, Германии, Италии, Швейцарии, Бельгии, Голландии, Люксембурга, Франции, французских владений Северной Африки – Марокко и Туниса. Одно время даже была миссия в Индии, но потом она совершенно заглохла. Я сейчас преемник остатков этой огромной епархии.

     Наша архиепископия зависит от Вселенского Константинопольского престола. Должен сказать, что это достаточно уникальная в истории Церкви: "сверх-епархия", которая имеет приходы во Франции, в Италии, Голландии, Бельгии, Швеции, Норвегии и Германии. По происхождению она русская, и богослужебные обычаи – русские, но со временем все больше русских утрачивают свои национальные признаки, вследствие смешанных браков и прочего, теряют русский язык, и хотя они продолжают оставаться православными, но богослужение для них нужно совершать на местном языке. Например, в Брюсселе у нас два прихода; в одном из них службы идут по-славянски, проповедь – по-русски, а в другом – всё на французском языке.

     В нашем соборе св. Александра Невского в Париже служение идет по-славянски, проповедь – по-русски, а в нижнем храме – франкоязычная община. В Голландии во всех приходах службы идут только по-голландски.

     Сейчас мы добиваемся от Константинопольского Патриархата восстановления упраздненного им в 50-е годы экзархата. На практике это значит, что наши контакты с нашим церковным центром, то есть с Константинополем, будут совершаться не через местных греческих митрополитов, а непосредственно.

     – Каким вам представляется будущее вашей епархии и вообще православия в Западной Европе?

     – Я думаю, что мы становимся зародышем какой-то будущей поместной Западно-Европейской Православной Церкви, которая многонациональна, служит на многих языках, но у которой, по-видимому, будет все-таки русская богослужебная практика.

     Коренные православные заразили людей в Западной Европе "вирусом" православия: многие становятся православными, даже идут в священники, заканчивая перед этим заочные богословские курсы при Свято-Сергиевском институте. Таким образом, оказывается, что православие на Западе укореняется, становится своим, а не чем-то, привнесенным с Востока. Интересно, что не греческое, а именно русское богослужение более понятно и естественно для европейца. Так что бояться нам за свое будущее нет оснований. То, что мы со временем, через два-три поколения, потеряем свою "русскость", я думаю, неизбежно. Но главное – это быть не русским, а православным; дело не в национальности, а в вере.

     – Расскажите, пожалуйста, о жизни ваших приходов.

     – Как живут наши приходы?.. Положа руку на сердце – бедствуют.

    Наши предки, попав в эмиграцию, старались изо всех сил содержать своих священнослужителей. Со временем, из-за уменьшения количества прихожан, приходы, за исключением двух или трех на всю епархию, уже не могли этого делать. Сейчас наши священники вынуждены работать и сочетать это со священническим служением. Я сам тридцать лет преподавал в средней школе и молился, чтобы, если кто-то из моих прихожан тяжко заболеет или умрет, я сумел вовремя освободиться. Правда, я должен сказать, что руководство католической школы, в которой я работал, прекрасно понимало мое положение и ни разу не препятствовало мне оставить уроки, если я дам ученикам какое-то задание на это время, и заняться своей пастырской деятельностью.

     Наш священник – он священник фактически только по субботам и воскресеньям, а в другие дни недели – инженер, врач, учитель...

     – Как же быть в такие насыщенные в богослужебном отношении периоды, как Страстная седмица или Светлая?

     – В такие периоды особенно трудно. Многим священникам удается на это время взять отпуск, чтобы каждодневно быть в храме. Но в некоторых батюшки нет, и хорошо, если есть музыкально одаренные и знающие устав люди, которые могут править службу мирянским чином...

    В начале эмиграции и вплоть до 60-х годов приход был большой семьей: вместе молились и жили одной жизнью. А сейчас мы наблюдаем ослабление общения между людьми. Люди слишком заняты обыденными делами, приходят на службу и потом расходятся. Нельзя идеализировать: только некоторые приходы сохранились как церковно-общинные семьи, в большинстве своем это пропало.

    Если в приходе находится художник, то вокруг него порой рождается кружок по изучению иконописи. В Париже есть целый ряд церковных православных хоров, которые не только участвуют в богослужениях, но разучивают дополнительные программы и выступают с концертами. Летом устраиваются детские и юношеские лагеря.

    В некоторых храмах есть приходские школы, в которых детей обучают Закону Божьему, русскому языку, русской литературе, культуре. Например, у нас в соборе есть школа с параллельными классами: для говорящих по-русски и для не говорящих по-русски, где дети учатся языку своих предков. Некоторые таким образом приходят к открытию своей "русскости" и начинают интересоваться русской культурой, традициями, историей и становятся даже пропагандистами "русскости" среди инородной публики.

    – Есть ли какие-то особенности, отличающие православных на Западе от православных в России?

    – Здесь выработалась практика частого причащения. Многие верующие в эмиграции пришли к такому выводу, что присутствовать за литургией, не причащаясь, это почти абсурдно. Иногда это сказывается на подготовке человека к причастию. Если причащаешься за каждой литургией, то уже времени не хватает, чтобы говеть и готовиться по-настоящему. И я с болью в сердце отмечаю, что у некоторых даже появляется автоматизм по отношению к причастию. Но в общем очень отрадно видеть, сколько у нас бывает в храме детей и как многие взрослые, которые часто причащаются, очень серьезно к этому относятся, стараются поисповедаться перед литургией.

    Я знаю, в России это безусловное правило – без исповеди к причастию не подойдешь. У нас немножко другой подход: если человеческая совесть достаточно чиста и нет ничего, что препятствует, то почему же нельзя подряд несколько раз причаститься без формальной исповеди?

    Я думаю, что практика частого причащения, которая выработалась на Западе, полезна. Это поддерживает у человека силы. Когда верующий сознательно приходит к Святой Чаше, он весь освящается этим Присутствием. Он не может после этого вести обыкновенный грешный образ жизни, он старается соблюдать себя в чистоте. Так что, если это становится потребностью, то общий результат – положительный.

    – Как строятся отношения православных, живущих в Западной Европе, с католиками и протестантами?

    – Давно прошло то время, когда католические церковные власти смотрели на всех, прибывающих с Востока, как на возможных обращенцев в католичество.

     Когда я преподавал в католической школе, настало время мне рукополагаться в священники. (До этого я был диаконом, и об этом знали многие мои коллеги, и, конечно, мой директор – католический священник, и никому это не мешало.) Перед рукоположением я задал своему директору вопрос, должен ли я искать другую работу, потому что нелогично православному священнику преподавать в католической школе. Директор хотел, чтобы я оставался, но он должен был доложить об этом своим церковным властям. И они прислали викария по делам образования из архиепископии. Мы с ним долго беседовали, и он объяснил, что он ни за что не хочет меня увольнять, наоборот, для них очень важно, чтобы среди персонала школы были верующие люди. Это меня очень удивило – ведь школа была католическая. Происходило это в 60-е годы.

     Это говорит о ситуации, в которой мы находимся: христианство в Западной Европе очень ослабло. И поэтому в наш век вместо того, чтобы друг друга обвинять во всяких ересях и отклонениях, мы приходим к какому-то "автоматическому" экуменизму, то есть стараемся по отношению к неверующему миру показать что-то вроде "общего фронта". Это удается не всегда, потому что часто верх берет такое сознание, как у старообрядцев, которые в свое время говорили: наша вера права, потому что у нас книги толще... Мы живем тут в основном в секуляризованной, уже безбожной среде. Наткнуться на христианина сейчас не так уж легко, и когда мы, христиане, встречаемся, то у нас, конечно, есть общий язык.

     В Париже существует комиссия Христианских Церквей Франции. Собирается она редко, два раза в год, для обсуждения всяких больных вопросов. Мы, конечно, тоже в ней участвуем. Иногда эта комиссия подает вслух общехристианский голос, выражая наше общее мнение.

    Но бывает очень тяжело, когда на общих экуменических богослужениях протестанты пытаются навязать нам что-то, чуждое православию. Тут нам приходится сказать, что читать вместе "Отче наш" – это очень хорошо, но дальше вместе мы пока идти не можем. Нужно, конечно, людей не обижать, но и позиций своих мы сдавать не собираемся; уж если кто-нибудь должен менять позиции, то скорее они, нежели мы...

     – Каковы отношения христиан Запада с нехристианским миром?

     – С нехристианским миром общего языка у нас вообще почти нет. Существуют какие-то комиссии по диалогу с иудаизмом, с исламом и другими мировыми религиями, но это остается на уровне общего обмена мыслями и, в общем, ни к чему не приводит.

    – Каковы отношения вашей архиепископии с Русской Православной Церковью, другими поместными Церквами и с Зарубежной Церковью?

    – В 1995 г. Бог меня привел быть в Москве, встретиться с патриархом Алексием II и совместно с ним служить Божественную Литургию в Успенском соборе в Кремле. Тем самым было установлено нормальное евхаристическое общение с РПЦ, несмотря на то, что мы остаемся в ведении Константинопольского Патриархата. Да, мы – и русские, и не русские. "Под греками", но в Западной Европе...

    С другими православными поместными Церквами у нас как у относящихся к Константинопольскому Патриархату нет никаких препятствий для евхаристического общения. К нам приезжают священники, епископы, служат в наших храмах.

     Затруднения у нас только с Зарубежной Церковью – "карловацкой", или синодальной. Как мы ни стараемся наладить с ними дружеские отношения, продолжаем получать от них отказ. Они считают, что мы продажные души, что мы изменили православию и прочее. Я читал своими глазами, как один их богослов назвал Константинопольского Патриарха "архиересиархом", потому что Патриарх когда-то "имел наглость" поцеловаться с Папой Римским.

     Конечно, в личном плане бывают очень дружественные отношения с некоторыми представителями этой церкви. Очень больно, что мы не можем иметь евхаристического общения между собой.

     – Какие пути преодоления разногласий между христианами вам представляются перспективными?

     – Ей-Богу, я не знаю. Я думаю, что единственное, что может нас спасти, – это прямое вмешательство Святого Духа. Мы, по нашей человеческой немощи, сами не способны это преодолеть. Нужно, чтобы Господь вмешался, послал бы нам каких-то сверхумных людей, чтобы мог получиться настоящий разговор – не обобщенный, не обмен богословскими пошлостями, а чтобы мы действительно могли договориться до конца. Но это значит, что кто-то должен будет признаться, что в течение веков он заблуждался. Как это сделать, я не представляю.

     Моя личная точка зрения сейчас такова: мирное сосуществование; каждый по-своему, но – не предавая снова анафеме инакомыслящих. Мы сейчас можем жить в таком состоянии терпимости по отношению друг к другу. Даже если мы не на сто процентов совпадаем, у нас очень много общего. Когда мы встречаемся, давайте будем говорить о том, что нас объединяет, и поменьше – о том, что нас разъединяет.

     – Что из богатого наследия 20-40-х годов – времени расцвета церковной жизни во Франции – продолжает сегодня жить?

     – В Париже продолжает существовать Богословский институт имени преподобного Сергия, основанный в 1925 году. Можно сказать, что после крупных светил философской и богословской мысли, многие из которых умерли в 40-50-е годы, остались их преемники, но даже похожего на тот уровень сегодня нет. Я бы сказал, что наш Богословский институт продолжает жить "на лаврах". Сейчас делаются некоторые усилия: публикуются лекции довоенных профессоров на французском и на русском языках, в том числе и в Москве, в Свято-Тихоновском Институте.

     Нужен ли нам сегодня Богословский институт? Разумеется, нужен – жаль только, что из института редко выходят священники, а их у нас катастрофически не хватает. Но важно, что выпускники-богословы могут в диалоге с инославными со знанием дела защищать православную точку зрения.

    – Каков национальный состав сегодняшних студентов?

    – У нас учится очень много румын, сербов, французов, арабов. Изредка студенты из Польши, России, Белоруссии, Украины. Обучение идет полностью на французском языке. При институте есть заочные богословские курсы. Всего сейчас, вместе с докторантами, в институте обучается около 50 человек.

    – Какова сегодня роль Церкви в судьбах эмиграции и в жизни "русского Парижа"?

    – Эмиграция рассасывается. Церковь сегодня возвращается к своей изначальной роли – молитвенному собранию. Все меньше остается людей, выросших в эмиграции, дву-культурных. Церковь остается местом для молитвы, но уже почти никакой культурной роли она не играет; общественная роль ее, я думаю, тоже дело прошлого. Если Церковь будет именно местом молитвы, внутреннего преображения человека, то, я думаю, она будет выполнять свою главную задачу.

    Но объединяющая роль Церкви возрождается теперь при новых обстоятельствах. Сюда приезжает множество людей из России, они очень отличаются от людей старой эмиграции – это уже другой культурный слой. И, чтобы их начать понимать, нужно с большим терпением с ними общаться. Поскольку Церковь притягивает и старую эмиграцию, и новую, есть надежда, что в Церкви они смогут понять друг друга.

     – Будет ли совершена канонизация матери Марии (Скобцовой)?

    – Довольно длительное время, более года, Елена Дмитриевна Аржаковская, дочь о. Димитрия Клепинина, сподвижника матери Марии (тоже погибшего в концлагере), собирала различные материалы, в том числе и биографические, о матери Марии. По моему благословению она составила на французском языке досье ("личное дело") по всем критериям канонизации, которое я собираюсь в ближайшее время представить на рассмотрение Синода Константинопольского Патриархата и просить о прославлении матери Марии.

     – Владыка, расскажите, пожалуйста, о монашеских общинах епархии, о том, какой тип монашества характерен для православия в Западной Европе, о вашем понимании роли монашества в мире.

    – В нашей епархии есть два мужских монастыря и один женский. Мужские монастыри находятся в Норвегии и Голландии. В каждом всего по два монаха, которые живут, исполняя монашеское молитвенное правило и все то, к чему их обязывают обеты, и одновременно они обслуживают приходы.

    Во Франции у нас есть женская монашеская община – монастырь Покрова Божией Матери в Бюси-ан-От, основанный в 1946 году. В монастыре сейчас 14 монахинь. Покровская обитель живет по своему уставу, богослужения совершаются ежедневно.

    Интересно, что поют во время службы по-славянски, распевы русские, но все чтения – кафизмы, паремии, часы – читаются сестрами на их родных языках: монахиня из Англии читает по-английски, монахиня из Египта – по-арабски и т.д. Евангелие и Апостол обыкновенно читаются на двух языках – церковнославянском и французском, и все это вместе сочетается очень хорошо.

    Но самое главное, что при напряженной духовной жизни в монастыре чувствуется интерес к человеку, открытость к нуждам этого мира, к проблемам людей. В монастыре всегда много мирян – и паломников, и пансионеров, приезжающих сюда духовно отдохнуть от напряжения жизни в больших городах. Есть люди больные, которые живут в монастыре подолгу. Есть такие, кто приезжают сюда не только помолиться, но и потрудиться для монастыря. Вокруг монастыря стали селиться русские, и сейчас в небольшом французском поселке в Бургундии уже семнадцать русских семей приобрели домики, так что даже население деревни постепенно начинает менять свой характер.

    Но самое примечательное то, как сестры обращаются с людьми. Нет отношения к человеку как к какой-то досадной помехе, нарушающей нормальный ритм жизни, – какое, к сожалению, порой заметно и в русских, и в греческих монастырях. Здесь подход другой: если человек сюда пришел, значит, у него есть необходимость, значит, он должен найти собеседника.

     Самая главная евангельская заповедь – любовь к ближнему. И вот этой жертвенной христианской любовью люди постоянно окружены в Покровском монастыре. Когда ты в чем-то нуждаешься, тебе не придется никого искать, к тебе подойдут и будут тебя слушать и стараться понять, несмотря на усталость, будут вникать в твою беду и искать, как тебя утешить, как тебе помочь. Я думаю, что это главный смысл монашества в мире во всей его красоте. Истинное монашество мы найдем там, где не отвращаются от боли мира, не отворачиваются от человека. А там, где ищут только своего спасения, там, боюсь, опасный подход к монашеству.

     Тут как раз вспоминается светлый облик матушки Марии (Скобцовой), которая никогда в монастыре по-настоящему не жила, но была монахиней и в своей келье, и вне ее, полностью отказавшись от себя, полностью отдав себя ближнему.

     – Какие перспективы для православия видите вы в наступающем тысячелетии?

     – Нужно ли ожидать, что в третьем тысячелетии обязательно произойдет "торжество православия", я не знаю. Знаю, что наше дело – это дело "муравьиное", мы помаленьку должны строить вокруг себя мир, основанный на Евангелии, на любви, на уважении друг к другу. И в первую очередь это нужно делать в семье.

    Для нас ведь ничего не меняется. Во все времена, всегда, мы, христиане, должны быть в этом мире каким-то раздражающим началом... Пускай на нас сердятся, пускай нас бьют, но, пока мир будет ощущать, что мы ему приносим какую-то моральную чесотку, значит, наше дело продолжает делаться.

    Мы должны быть живой совестью этого мира. Это может звучать очень наивно или высокопарно, но я думаю, что это действительно призвание христианства – без конца бередить совесть этого мира.

    Как любой христианин, я оптимист: я не могу верить, что с миром будет все плохо; я верю, что мир будет развиваться в сторону добра. Он сотворен не для того, чтобы погибнуть по-дурацки, он сотворен, чтобы спастись, несмотря на все немощи человеческие. А вот тут наша роль и скрыта, как работа крота, незаметная, иногда подпольная, но постоянная. Мы должны быть чем-то вроде крапивы, которая обжигает. Подошел вплотную к христианину – на тебе должен остаться какой-то отпечаток. Если бы не наша теплохладность, не наша трусость, не наше опасение стать смешными в глазах других людей (как раз этого меньше всего нужно бояться), мы бы смогли сделать в этом мире гораздо больше.


[версия для печати]
 
  © 2004 – 2015 Educational Orthodox Society «Russia in colors» in Jerusalem
Копирование материалов сайта разрешено только для некоммерческого использования с указанием активной ссылки на конкретную страницу. В остальных случаях необходимо письменное разрешение редакции: ricolor1@gmail.com