В сентябре 1937 года парижане были потрясены – средь бела дня в центре французской столицы похищен русский генерал Евгений Миллер! Боевой офицер, прошедший не одну войну, один из столпов белого движения в эмиграции. Известны слова генерала: «Я докажу всему миру и моим солдатам, что есть честь и доблесть в русской груди. Смерть будет моей последней службой Родине и Царю».

Горше всех в том далеком 1937-м, бесспорно, пришлось госпоже Миллер, – то ли уже вдове, то ли еще супруге… Наталья Николаевна Миллер, урожденная Шипова. Что пришлось ей пережить, о чем думала она в те дни? И не приходила ли ей в голову мысль, что почти те же страдания выпали на долю ее бабушки Наталии Гончаровой-Пушкиной, жены великого русского поэта, ровно столетие назад в роковом для России 1837-м? Странные, горестные сближения…  

Да, первая красавица минувшего столетия приходилась ей родной бабушкой!

Одна из дочерей Наталии Николаевны и ее второго супруга, двадцатилетняя барышня София Ланская, стала женой кавалергарда Николая Шипова, в будущем генерала от кавалерии. Вскоре в семействе Шиповых на свет появилась маленькая Тата, ставшей третьей внучкой Наталии Николаевны, нареченной в ее честь, полной ее тезкой!  

О жизни Натальи Шиповой сведений почти не сохранилось: известны лишь месяц и год ее венчания с Евгением Миллером – ноябрь 1896-го. К тому времени Евгений Карлович уже несколько лет, как окончил Николаевскую академию Генштаба. В семье один за другим появились на свет дети: дочери Софья и Мария, сын Николай.  

Жизненный путь супруги генерал-лейтенанта Миллера легко проследить по его послужному списку: 1898-1907 гг. – военный атташе в Бельгии, Нидерландах и Италии; 1907-1909 – командир 7-го гусарского Белорусского полка, 1912-1914 – начальник штаба Московского военного округа. С началом Первой мировой Евгений Карлович – начальник штаба 5-й армии, затем – командир 26-го армейского корпуса в составе Особой армии, действовавшей в Румынии. В апреле 1917-го за отданный по корпусу приказ снять всем чинам с формы революционные красные банты подвергся аресту, но оказал сопротивление, был ранен и под конвоем отправлен в Петроград. Но тогда судьба хранила мятежного генерала – в августе 1917-го он стал представителем Ставки Верховного главнокомандующего при Итальянской главной квартире. Грянул Октябрь, – большевистскую власть генерал Миллер не признал. Первого января 1919-го он прибыл в Архангельск, где вскоре стал одним из лидеров сопротивления советской власти. Миллер наделен высшими званиями и должностями: главком войсками Северной армии, Главный начальник Северного края. Даже после того, как англичане покинули северные берега, генерал продолжил борьбу.  

…Настал февральский день 1920-го, когда караван из трех судов взял курс через ледовые поля и торосы на Норвегию. Вместе с генералом Миллером и его семьей покидали Россию восемьсот военных моряков и беженцев.

Революция – гражданская война – эмиграция. То был и ее, Натальи Миллер, как и многих соотечественников, крестный путь…  

После недолгих скитаний супруги Миллер обосновались во французской столице. В мае 1920-го Евгений Карлович курировал военные и морские вопросы при штабе генерала Врангеля, а вскоре стал и начальником его парижского штаба.  

...1937 год запомнился парижанам двумя, казалось бы, столь несопоставимыми событиями: открытием Сержем Лифарем уникальной выставки в память столетия гибели Александра Пушкина и похищением агентами Лубянки генерала Евгения Миллера.  

Служило ли Наталье Миллер утешением то, что ее муж, как и великий поэт, пал в поединке? Поединок Пушкина, «замешанный» на кознях и интригах всесильных недругов поэта, внешне хотя бы сохранял атрибуты дуэльного кодекса. Дуэль XX века велась по иным правилам, или, вернее, вовсе без правил...  

Это был весьма болезненный удар по белому движению. История предательства и одна из неразгаданных тайн двадцатого века.

Итак, как же развивались события в Париже 1937 года? Глава Русского Общевойскового Союза генерал Миллер 22 сентября, в среду (кстати, именно в среду был смертельно ранен Пушкин), ровно в полдень покинул управление, что располагалось на улице Колизе, и сгинул, исчез, будто растворился в лабиринтах парижских улочек… Генерал, хоть и спешил на деловую встречу, попросил сотрудников распечатать оставленный им конверт, – если не вернется. Конверт вскрыли, и выяснилось, что Миллер направлялся на встречу с немецкими дипломатами, организованную Скоблиным.  

Срочно разыскали и допросили генерала Скоблина, но что-либо пояснить тот не смог. Было принято решение сделать заявление во французскую полицию. Первым из особняка, где располагался РОВС, пошел к выходу генерал Скоблин, следом за ним – другие офицеры. Но, как ни странно, на улице его не оказалось. Не был найден таинственным образом исчезнувший «соратник» Миллера ни на второй день, ни на третий… (Как позже установит следствие, Скоблин вовсе не спустился по лестнице к выходу, а взбежал наверх: там, на верхнем этаже жил некий эмигрант, советский агент – дверь в его квартиру была предварительно открыта).  

Скоблина, объявленного в розыск, так и не нашли, зато французская полиция арестовала жену генерала Надежду Плевицкую. Таким образом, в кровавую интригу оказалась замешанной и знаменитая певица Надежда Плевицкая, – та, которой рукоплескала вся дореволюционная Россия, чьи песни с восторгом слушали и в демократических кафешантанах, и в великосветских салонах. И царская похвала – Николай II назвал певицу «Курским соловьем» – навеки соединилась с именем уроженки бедной деревушки Надежды Винниковой-Плевицкой.  

Плевицкая была заключена под стражу. Все четырнадцать месяцев, пока длилось следствие, она находилась в камере женской тюрьмы Петит Рокетт. В тюрьме певица впала в глубокую депрессию, - выводы следствия были неутешительны.  

Николая Скоблина, – в эмигрантских кругах его язвительно именовали «генералом Плевицким», – обвинение открыто называло большевистским агентом, а его супругу – сообщницей в похищении Миллера, действовавшей по заданию ГПУ.

Была ли любимица публики агентом Лубянки или ее жестоко оклеветали? Прямых улик в совершенном преступлении так и не нашлось, а показания свидетелей были путаны и туманны. Столь же противоречивыми статьями пестрела и эмигрантская пресса.  

Настал день, когда на очной ставке встретились две несчастные женщины, две бывшие генеральские жены: Надежда Плевицкая и Наталья Миллер...  

Парижские газеты семидесятилетней давности. Строки, словно кадры кинохроники, воскрешают драматизм той встречи:  

«Судебный следователь:  

«На основании этих данных Виновность Вашего мужа представляется нам несомненной».  

Плевицкая вскрикивает и разражается истерикой. Хочет подняться с кресла и не может. В отчаянии она протягивает руки к Н.Н. Миллер: «Спасите меня, ради Бога! Спасите… Клянусь Богом, я ничего не знаю!»  

…Н.Н. Миллер, сама измученная сценой, находит в себе силу не оставить этот вопль без ответа. Невольным движением трогает она руку Плевицкой и шепчет: «Молитесь Богу!..»  

Сколько благородства, незлобивости и поистине христианской кротости в словах и поступках Натальи Николаевны! И как напоминает она свою бабушку Наталию, урожденную Гончарову...  

Суд присяжных, состоявшийся в декабре 1938-го в парижском Дворце Правосудия, вынес Надежде Плевицкой жестокий приговор: «Двадцать лет каторжных работ и десять лет запрещения пребывания во Франции».

Певица, к удивлению и, быть может, разочарованию публики, не рухнула на пол без чувств, не забилась в истерике, нет, она встретила приговор внешне равнодушно. Нашла в себе силы улыбнуться и шепнуть адвокату: «Все равно, я скоро умру…»  

Для «Курского соловья» была уготована тюремная камера. Но не поют и не живут в клетках эти певчие птахи… Надежда Плевицкая тихо скончалась, успев исповедаться православному священнику, осенью 1940-го, когда немецкие войска уже вошли в Париж.  

К тому времени генерал Миллер уже не числился в списке живых. Как стало известно потом, в злосчастном 1937-м путь его из Парижа на родину был таким: узника (под действием хлороформа он впал в бессознательное состояние) внесли в опечатанном деревянном ящике на борт советского теплохода «Мария Ульянова», взявшего курс на Ленинград. «Ценный груз» доставили по назначению, и уже в конце сентября «переправили» в Москву, на Лубянку, где генерал Миллер содержался в «одиночке» под именем Петра Васильевича Иванова.  

На допросах вел себя мужественно, никого не предав, – ни своих соратников, ни дела, которому честно служил.  

В марте 1938-го пленник обратился к тогдашнему наркому внутренних дел с удивительной просьбой: разрешить ему инкогнито посетить православный храм «в течение одной недели Великого поста».

Эта, как и следующая просьба генерала, передать ему в камеру Евангелие и «Историю церкви», вызвали лишь глумливые ухмылки наркома Ежова.  

В российских архивах остались письма-обращения генерала к властям, где он просил сообщить в Париж жене о своем местонахождении: «Меня берет ужас от неизвестности, как отразится на ней мое исчезновение. Сорок один год мы прожили вместе!» В письмах Евгений Карлович упоминал, что его супруга приходится внучкой Наталии Николаевне Пушкиной-Ланской. Надеялся ли он втайне, что такое историческое родство смягчит души тюремщиков, и жена получит хоть какую-то весть о нем, – как знать?  

День 11 мая 1939 года стал последним в жизни генерала: его расстреляли по санкционированному военной коллегией Верховного Суда СССР приказу нового наркома внутренних дел Лаврентия Берии.