Прихожу к Федору Ивановичу в назначенный час и застаю его в несколько необычайной обстановке:

На столе перед ним разложены парики. Десятки... Вглядываюсь в них и кажется мне, что это не парики, а скальпы. Да, конечно, скальпы... Вот – скальп с Мефистофеля! Чуть чуть выступают рожки – наросты... Словно две заостренных шишки. Это – скальп с Бориса Годунова. Скальп, характерный настолько, что ошибиться никак нельзя... А вот – скальп с Дона-Базилио, скальп с Дон-Кихота... Скальп с Грозного, скальп с Досифея...

Федор Иванович дает указания парикмахеру-французу:

– На этот парик надо будет наложить немного брильянтину... Этот – чуть-чуть – подзавить... Этот придется переделать...

Парикмахер снимает с шаляпинской головы мерку на парики, бороды, усы, накладные «мефистофельские» подбородки. Тщательно измеряет каждую часть лица сантиметром, выводя на бумажке целые столбики цифр. Эта процедура – довольно сложная, сложная, по-видимому, и сама работа.

Вот уж никогда не думал, что изготовление театральных париков, бород и усов может быть доведено до степени своеобразного искусства... Федор Иванович только что приехал из Швейцарии и уезжает петь в Италию.

– А потом?

– Поеду петь в Германию, в Голландию. Потом – концерт в Париже, а после Парижа думаю отдохнуть немного. А затем, по-видимому, придется ехать в Северную Америку... Все время езжу. Объездил весь мир, не был только в Японии и Китае. Даже в Австралии года два тому назад побывал. Поехал туда с семьей, как бы на прогулку. Спел двадцать два концерта.

Ф.И. рассказывает об Англии и англичанах:

– Люблю я англичан. В них есть какая-то особенно приятная черта: если англичанин кого-нибудь полюбит, то останется неизменным и верным другом того человека на всю жизнь. Первый раз в Лондоне пел я перед войной. Приняли меня тогда англичане хорошо. Прошли года, и когда я последний раз приехал из России заграницу, меня пригласили петь в Лондон. Это должен был быть мой первый концерт заграницей после России. И я тогда задумался: помнят ли меня мои английские друзья? Как они меня встретят теперь? Тот исключительно теплый и ласковый прием, который мне тогда оказали англичане, настолько тронул меня, что словно душу мою отогрели они своей лаской! Этого я не забуду всю свою жизнь...

Под Парижем, в Медое, в двух шагах от террасы Медонской обсерватории, с которой открывается такой чудесный вид на Париж, в номере пансиона принимает меня Н.В.Плевицкая.

Знаменитая, единственная и несравненная исполнительница русских народных песен, – она теперь обратила на себя внимание и как писательница. Ее перу принадлежат две книги, – вернее – тетради, – ее воспоминаний: «Дежкин Карагод» и «Мой путь с песней». Последняя книга только что вышла из печати.

Ее воспоминания, написанные прекрасным, певучим русским языком, необычайно интересны по своему содержанию. Читаете вы их, и перед вами словно на ленте синема, проходит вся былая великая Россия, – так отчетливо, так ярко и так красиво обрисованная талантливым автором этих воспоминаний.

Курские мужики и бабы, деревенские веселые девицы и парни, распевающие звонкие песни, российские монастыри и балаганы, сады и кафе-шантаны, залитая солнцем Ялта, наводненная отдыхающей российской знатью, богачами и царскими красавцами-конвойцами; Нижегородская ярмарка, Петербург и Москва... Купцы, антрепренеры, актеры, меценаты, титулованная знать, губернаторы и градоначальники... Собинов, Шаляпин, Станиславский... Гвардейские генералы, царская свита.

Надежда Васильевна рассказывает мне о последних годах артистических скитаний:

– Пела почти всюду, где есть русские, – в Латвии, Бельгии, Болгарии, Сербии, Чехословакии; была продолжительное время в Америке, только что дала концерт в Париже, а в Париж приехала недавно, – отдыхала на юге Франции, под Ниццей.

– А теперь куда, надежда Васильевна?

– Еду на днях в Белград. А потом – не знаю куда. Приглашают во многие места. Может быть, если получу визу, в Польшу проеду...

– А в Китай не думаете прокатиться? Там русских много. Особенно в Харбине. Да и в Шанхае, в Тяньцзине тоже... не мало.

– Знаю, знаю... От поездки туда я бы не отказалась, только... боюсь очень!...

– Чего же вы боитесь?

– Моря боюсь. Не люблю я воды, укачивает меня. А туда ведь морем надо плыть, и говорят – долго.

– Да, дольше месяца.

– Ах, как страшно! – смеется Надежда Васильевна.

Прощаясь с Надеждой Васильевной я уговариваю ее:

– Не бойтесь моря. Смело поезжайте на Дальний Восток. Там вас сумеют встретить и принять...

В Пасси, в первом этаже большого, новой постройки, дома помещается парижская студия знаменитой балерины Императорских Театров М.Ф.Кшесинской.

М.Ф. Кшесинская замужем за Великим Князем Андреем Владимировичем, а членами Дома Романовых ей дарован титул княгини Красинской.

Помещение студии – светлое просторное. Вдоль стен поручни. Паркетный пол опрыскан водой. Несколько простых стульев по углам. Пианино. Во всю длину комнаты – зеркало.

Ученицы в розовых, лиловых, желтых, синих и голубых слегка тренировочных туниках отдыхают, сделан небольшой перерыв.

Матильда Феликсовна встречает меня с очаровательной улыбкой:

– Сейчас начинаю урок. Если вы не торопитесь, присядьте. Кстати, посмотрите и на успехи моих учениц.

Начинается урок. Матильда Феликсовна в короткой синей плиссированной обке, в спортивном, темных тонов, свитере показывает ученицам очередную фигуру.

– Повторите!

Мелодии Шопена и Чайковского...

Ученицы, – одни легко, сразу же, – другие – повторяя по несколько раз, копируют хореографическое задание своей знаменитой преподавательницы. И видно, что они заразились ее талантом. Младшую группу сменяет старшая.

– Внимание! Повторите еще раз фуэтэ. По-очереди...

Наблюдая за ученицами, Матильда Феликсовна рассказывает:

– Вы не можете представить, насколько молодежь талантлива и прилежна. Какая у них энергия, сколько желания работать!

Чистота ученических фуэте меня, действительно, поражает. Одна ученица четко делает полные 32 фуэтэ.

– Матильда Феликсовна, давно вы с ней занимаетесь?

– Нет.

– Но ведь несколько лет тому назад о балерине, которая выполнила чисто на сцене 32 фуэтэ, писали, как о таланте...

Весь день, с утра до вечера, Матильда Феликсовна проводит в своей студии. Иной раз, изредка, выезжает из Парижа в Ниццу, или в Биарриц. Но и то для того, чтобы организовать там, или принять участие в каком-нибудь благотворительном великосветском вечере. И, конечно, в пользу нуждающихся русских.

Терпсихора русского балета, вызывавшая своим появлением на подмостках Императорских театров восхищение Петербурга и Москвы, – теперь она всецело отдалась одному, близкому ей, делу:

– Подготовить достойные кадры для русского классического балета.