Он родился в Таллине, ходил в 19-ю (нынче Тынисмяэсекая реальная) школу. Поступил в Таллинский технический университет. На исходе второго курса, когда большинство студентов окончательно самоопределяются — либо утверждение в выборе, либо переосмысление учебы — поступил в семинарию.

     Был это, дай Бог памяти, 1994 год. Закончил Петербургскую семинарию, после окончания женился, на девушке, с которой там же и познакомился (она по образованию регент церковного хора).

     Приехал в Таллин, был рукоположен владыкой Корнилием во диаконы, поступил в Петербургскую духовную академию, так что город трех революций для него почти родной.

     Служил в Таллине диаком, священником в Валга, сейчас — настоятель храма Великомученика Пантелимона в Палдиски. Секретарь митрополита Таллинского и всея Эстонии Корнилия.

     Мне интересно понять, как человек, который учился в обыкновенной школе, в обычном вузе, вдруг (или не вдруг) становится глубоко верующим. Отец Алексей сначала уходит от ответа, но потом вспоминает слова Феофана-затворника: "Люди заблуждаются, когда думают, что они выбирают Господа. На самом деле Господь выбирает их".

     Трудно сказать, почему так произошло, какие-то рациональные обоснования можно найти. Но я не могу сказать, что именно это и привело меня в церковь. Что-то такое произошло, непознаваемое и неизъяснимое. Это есть в жизни каждого христианина. Каждый сталкивается с Божественным зовом. Господь зовет человека.

— Задача человека услышать этот зов?

— Для того чтобы не было потом мучительно больно за бессмысленно прожитые годы. И хорошо бы с самых ранних лет помнить, что этот зов прозвучит, хочешь ты этого или нет. Ты его услышишь. Какой ответ дашь — это уже дело человека — воля свободна.

— Значит, дается шанс всем?

— Да, потому что Господь любит всех одинаково, тут нет исключений.

Одна надежда и опора

     — Русские люди находятся в Эстонии в достаточно непростом положении. Одни считают себя брошенными и преданными, другие стараются как-то преодолеть трудности. В такой ситуации они хотят в чем-то обрести опору. Где она?

— Человек имеет возможность найти эту опору в Боге. Это не значит, что Господь будет, грубо говоря, стирать твои пеленки. Он заботится о тебе, помогает, насколько ты Ему позволяешь — это факт не зависимый от того, веруешь ты или нет. Божий промысел касается всех людей и верующих, и неверующих.

— Это вы говорите о поддержке извне, а внутри себя?

— Нет, внутри себя найти опору невозможно. Обрести ее от Бога — пожалуйста.

— А в своей культуре?

— Что касается культуры, ментальности русского человека, то здесь, конечно, нужна внешняя поддержка. Это те же спектакли приезжающих сюда из России театров, даже какие-то передачи российского телевидения. Но есть люди, которые чувствуют внутреннюю пустоту, нет стержня в человеке. И вот церковь может помочь этот стержень обрести.

     Вера не в том, что мы знаем — Бог есть, а в том, что мы доверяем Богу. И верующие и неверующие знают, что Бог есть, но одни доверяют Богу свои жизни, другие нет. Можно помочь человеку, который открыт для доверия Богу. Для такого человека Бог как солнце, которое светит постоянно.

— Это единственная возможность?

— Отвечу сюжетом из Евангелия. Ко Христу обратились два человека с просьбой разделить между ними наследство. И Христос сказал: "Кто поставил меня судить и делить ваше наследство?" Служение церкви не в том, чтобы заниматься решением проблем мира сего, а в том, чтобы возвещать людям волю Божью. А она в том, чтобы человек осознал свое место, назначение в этом мире и обрел, если можно так сказать, гармонию. И тогда он сам будет в состоянии заниматься своими жизненными проблемами.

— То есть вопрос смысла человеческой жизни решен?

— Каждый человек призван жить в Боге. Господь его создал по образу своему и подобию. И в каждом из нас есть дыхание божественной жизни. В Писании говорится, что создал Бог человека из праха земного и вдунул в лице его дыхание жизни. Человек — это еще и искра Божества, и вот эта искорка тянется к своему Первообразу.

     Смысл нашей жизни в том, чтобы эта искорка вернулась к породившему его Божественному "огню" — в раскрытии в себе богоподобия. Другого смысла нет. Если человек понял, что цель его жизни — это реализация себя как образа и подобия Божьего, тогда все остальное для него второстепенно. И он себя не загружает чрезмерно своим становлением в миру. Жизнь мира для него перестает быть абсолютной ценностью.

— Но для большинства людей — этот мир единственный…

— … единственный и последний, дескать, если не успеешь, что-то взять, то уже нигде не получишь. Так жить и при этом еще Богу угодить — это неподъемный груз. Нельзя служить Богу и маммоне. Нельзя быть преданным сыном этого мира, пытаясь взять от него по максимуму и при этом чадом Божиим. Это как в поговорке: "ни Богу свечка, ни черту кочерга". В результате они в миру ощущают дискомфорт и перед Богом чувствуют себя чужими.

Тщеславие лузера

— Но все, что вы говорите, противоречит принципам общества, к которому мы пришли — общества потребления.

— Безусловно. Это ненормальное состояние человека с точки зрения Божественного откровения. Такое общество — большая ошибка, и мы сами ее поддерживаем. Мы прекрасные потребители. Сознавая, что общество потребления есть зло, мы не стараемся его искоренить в себе. Потому что оно очень удобно.

     Ни один социальный строй не является совершенным и капиталистический здесь не исключение. В крайних формах своего развития он показывает стремление "освободить человека от совести" — только внутренне свободный от традиционных ценностей человек может стать совершенным потребителем. Конечно это богопротивно.

     Эта система построена на удовлетворении потребностей, которые можно искусственно генерировать и потом для их удовлетворения зарабатывать деньги, она порочна.

— Но как жить в этом обществе — сосед купил новый холодильник, а у меня старый, другой купил новую стиральную машину, а у меня "ундервуд", на меня же будут пальцами показывать. Я же перестану продвигаться по жизни.

— Бывает, что старый холодильник надо менять, но если твоему холодильнику два года, а соседи справа и слева купили новые, то ты, чтобы не показаться, как теперь говорят, лузером, покупаешь новый. Вот это — обыкновенное тщеславие. Для христианина недопустимое. Как только мы на этот путь встаем — мы отправляемся в никуда. Мы встаем на путь бесконечной гонки, чтобы в чьей-то казне оседало злато. Ведь завтра соседи купят еще что-то — это бесконечно.

— То есть вы осуждаете нынешний государственный строй?

— Ни в коей мере, но человек должен сам критически относиться к тому, что его окружает. Мы все принимаем бездумно, потребление — принимаем потребление.

— Советские люди десятилетиями были лишены возможности потреблять: телевизор покупали по профсоюзному ваучеру, собирая на его покупку деньги не месяц и не два, не говоря уж о машине.

— Я понимаю, нельзя себя исключить из мира, да и невозможно не пользоваться его благами. Другое дело, какие мотивы тебя ведут — зависть или разумная возможность.

— Человек ведь существо разумное?

— Да, но система подстегивает неразумное потребление. Если "оно" появилось на рынке, значит "продвинутые" должны это приобрести, иначе они уже не продвинутые, а так, непонятно кто.

     При всей своей современности (активно пользуется Интернетом, мобильником — скромненькая "моторола") отец Алексей романов Б.Акунина про Пелагию не читал. Последний автор, которому уделил внимание (редко руки доходят до художественной литературы) — Пелевин.

     Еще меньше точек соприкосновения с эстонской литературой. Если в русской, даже современной, он находит важные для себя мысли, то в эстонской, даже в "золотой" классике, сложно найти что-то для себя. Это другой народ, другая культура, другое мироощущение. "Может это в силу бедности моей душевной", — замечает отец Алексей. Он читал ее как некое зеркало эстонской души. "Оно не отражает ничего из того, что есть во мне. Нет радости узнавания", — говорит священник.

О России

— Вы бываете в России, чем тамошняя жизнь отлична от здешней?

— Москва — это столица, которая кипит, и в этом кипении для тебя нет места (хотя у него много родни живет в Москве — В.Б.). Петербург, провинциальные города Центральной России — там жизнь отличается от жизни в Эстонии. Там больше душевности. Приезжая туда, чувствуешь себя русским, ты — на Родине. В России есть свобода. Здесь я ее не ощущаю.

— Свобода от чего?

— Свободы "от чего" нет, не там, ни тут. Но в России есть свобода "для" — это то, что не отнять, что всегда ценили русские люди.

     Россия оставляет свободу внутреннюю, хотя в ее истории были разные времена и довольно тяжелые. Западная демократия, дает свободу внешнюю, наделяет правами, забирая свободу внутреннюю. Отдаёшь свободу — получаешь права. В некотором смысле это как у Достоевского ("Великий инквизитор").