Вы должны простить меня, простого мирянина, но сегодня, в день памяти приснопомянаемого Владыки, я не могу не сказать несколько слов о нём. Господь послал мне счастье быть единственным племянником архиепископа Василия (Кривошеина) и быть обласканным его любовью и заботой. Я не богослов и не филолог. Могу лишь попробовать вспомнить какая духовная сила исходила от его личности.

 

Здесь только что читалось письмо владыки Василия его матери Елене Геннадиевне (моей бабушке), он выражает своё беспокойство и огорчения в связи с  воспитанием своего  пятилетнего племянника.[1]

 

 В течение долгого времени, Архиепископ Василий был для меня некой абстрактной фигурой, знакомой только по фотографии стоящей на нашем камине. Так было до его первого посещения СССР,  после десталинизации, в 1956 году. В то время по своей молодости и легкомысленности я не воспринимал его приезд как нечто значительное, а потому уехал бродить по горам Кавказа.

 

 В результате моего письма по поводу Венгерских событий я был арестован в 1957 году и  Промыслом Божиим познакомился с личностью Владыки уже как бы «заочно». В Мордовском лагере, где я отбывал наказание, я, к своему счастью, встретился с молодым священником, отцом Вячеславом Якобсом, нынешним митрополитом Таллинским и всей Эстонии Корнилием. В те времена, «катакомбной церкви» почти уже не существовало, но вполне  действовала конспиративная передача запрещённой литературы в лагерь и таким образом о. Вячеслав получил номер «ЖМП» со Словом архимандрита Василия, произнесенным при наречени в сан епископа.[2] Текст этот меня пронзил.

 

 В нашей семье, мы всегда думали и верили в то, что владыка Василий  во многом был для нас неким «ангелом хранителем». Мы в 1948 г. оказались в СССР, без прав и защиты, подвергались репрессиям и Владыка нас своими молитвами, и самим существованием спасал и уберегал... Может быть, именно благодаря личности и сану Владыки, мой отец, освобождённый из ГУЛАГА, реабилитированный, смог получить разрешение проживать вблизи от Москвы...  Может быть и я, благодаря молитвам Владыки был осуждён в 1958 г только на несколько лет лагерей, хотя грозило куда большим...[3] Вполне возможно,  такая «снисходительность»  была мотивирована  тем  чтобы, не «отвратить» его от тогдашней страны.

 

После моего освобождения из лагеря и выезда в 1970 году из СССР, я часто и много  встречался с Владыкой, что позволило зародиться между нами настоящей духовной близости, которая дополнялась и близостью семейной. Владыка  был прежде всего аскетом и монахом, но со своими родителями, с нашей семьей, с братьям он всегда сохранял глубокую сердечную связь.

 

Однажды, я приехал в Брюссель, и во время нашего завтрака с ним, я задал дядюшке вопрос, как от объяснит слова пророка  Даниила, что есть « время, полу-время, и времена».[4] Владыка немедленно объяснил мне значение этих слов.  И в своей личной жизни, Владыка всегда жил прошлым, но и умел предвидеть будущее, он обладал провидческим видением. Он никогда не отрекался от своей прошлой мирской жизни, и особенно от всего того, что он пережил в молодости. Дядя десятилетиями  работал над  древними византийскими  рукописями, (а это сверх-кропотливый труд!), он оставил нам богатейшее богословское наследие. Очень ценны и, пожалуй, уникальны его воспоминания об иерархах в сложный для Русской Православной Церкви период, а также мемуары о «боевой» молодости. Воспоминания о жизни до своего монашеского пострига он всегда подписывал мирским именем Всеволод Кривошеин. Эти свидетельства вошли почти слово в слово в произведение А. И. Солженицына «Красное колесо», а сам Владыка выведен там одним из персонажей.

 

Будучи участником Белого движения, и находясь под командованием генерала Деникина (прах которого ныне перезахоронен в России) дядюшка на всю жизнь сохранил верность своим убеждениям. Этим событиям Гражданской войны посвящены воспоминания Всеволода Кривошеина « Девятнадцатый год». [5]

 

Всю свою жизнь архиепископ Василий оставался настоящим «бойцом». Я приведу только один пример. Мой покойный отец и я, встречали Владыку в Москве в аэропорту «Шереметьево-2». Нас допустили дожидаться Архиепископа в таможенном зале. Один из таможенников, приблизился к Владыке и очень вежливо спросил: «Простите меня, но я должен задать Вам один вопрос: Нет ли в Вашем чемодане «литературы?» Владыка совершенно не смутился и ответил: «Нет». Как только мы вышли из здания Аэропорта и отдалились, он тихо сказал мне: «Я ответил чистую правду. У меня нет никакой  литературы в чемодане, но под рясой её много, и весит  она непомерно».

 

Можно многое  вспомнить из жизни  Владыки... Я же хочу выделить одну немаловажную черту его характера: он никогда никого не осуждал. Вместе с тем, он был непререкаем в вопросах Веры, а в своих социальных и политических суждениях он  был непреклонен, но он никогда не осуждал людей непосредственно. Наиболее резкое суждение, которое мне пришлось слышать из его уст, было: «он, кажется действительно странный человек...».

 

Я говорил  уже о том, что  владыка Василий знал времена и умел различать духов. Однажды, в один из приездов Владыки в Москву, мы ехали вместе с ним на машине ОВЦС по Софийской набережной. Был ясный летний день, и золотые  купола Кремлёвских храмов сверкали на солнце. Я обратил внимание дядюшки на этот великолепный вид и он совершенно неожиданно мне ответил: «Да, ты прав. Это очень красиво, но наступит день и нужно будет эти храмы переосвящать». И, помолчав, добавил: «Надеюсь, что ты доживёшь и увидишь это собственными глазами». Так оно и случилось.

И второй момент, странно провидческий, имеет непосредственное отношение к кончине архиепископа Василия. В могиле, которую он себе заранее приготовил в Брюсселе, и в которой он, по воле Божией, не был погребён, покоится самый близкий его помощник – диакон Михаил Городецкий.[6] Владыка Василий умер  у себя на Родине, в городе, где родился, и недалеко от церкви, где был крещён, совсем недалеко от семейного дома. Родившись в Петербурге, Владыка  никогда не называл этого города Ленинградом, а говорил - «город на Неве». Можно сказать, что земными днями Владыки, кончиной его распорядилось Провидение и теперь он покоиться  в родном Санкт - Петербурге.

 

И, наконец, благодаря тому, что я дожил до тех дней, когда Кремлёвские храмы были переосвящены, я опять могу бывать в России, достаточно регулярно. Каждый раз, когда  приезжаю в Петербург я посещаю Серафимовское кладбище, где покоится Владыка. На его могилу приходит много разных людей: со своими несчастиями и надеждами они молятся на могиле Архиепископа Василия и, как многие мне рассказывали, он  утешает их.