Обитель преп. Сергия всегда играла важную роль в жизни русского государства. В эпоху Лжедимитрия II святой обители суждено было стать оплотом православия с северной стороны Московского государства. В этот период ее насильники крепко отстаивали государственные интересы своего бедствующего отечества пред польскими оккупантами Сапегой и Лисовским. Так писал летописец Авраамий Палицын в начале 17-го века о значении Троице-Сергиевой Лавры в царствование Василия Шуйского. “Велика же тогда польза царьствующему граду бысть от обители чудотворца Сергия ради святых его молитв: иже бо к морю на полнощь живущии людие на краех Студеного моря окияна к царьству всяк промысл возвещают и способляют. От Великого бо Новаграда и от Вологды и по Двине реце до моря и на восток вся Сибирская земля и яже за него вси способствовану к Москве. Тако же и от Нижегородския земли и от Казани вси безизменно служаще и с тех всех прежереченных мест, егда кому некуды минути, то вси во обитель чудотворца притекаху.

 

Тогда же в той велицей Лавре архимандриту Иасафу и келарю старцу Авраамию Палицину, и с прочими доброхотствующими к царствующему граду, со всем усердием великотщание о сем показующе. И велик промысл бываше от обители чудотворца всем людем, к Москве правящим во всяких нуждах и в провожениих; и всяку весть там подаваху и от них восприемляху, себе убо соблюдающе и тех сохраняюще, до конца монастырскую казну истощеваху”. 162)

 

Таково было религиозное и материальное значение св. обители для Русского государства. В эпоху Лжедимитрия II Троицкая обитель стойко защищала централизованное правительство своего времени, о чем свидетельствуют тушинцы.

 

“Иноки Троице-Сергиево монастыря, – писали сторонники Тушинского Вора, – наипаче же повсюду имеют многи советники и вся грады развращают, служащеи сим и любящеи сих; и всех всяко укрепляют, еже не покорятися твоему величеству и не брещи о твоем благородии, но служити учат царю Шуйскому. Печатлеют же всяко писание с лестми глаголюще: “Да сохранят убо вас всегда молитвы вели­ких чудотворцев Сергия и Никона”. 163)

 

История не сохранила до настоящего времени содержа­ния “писаний” Троице-Сергиевских насельников, но предполагают, что это были такие же грамоты, которые в тяжелый момент “междоцарствия” сыграли важную роль в деле спасения родного отечества от польских интервентов.

 

Троицкая обитель, являясь важнейшей в религиозно-нравственном отношении, также имела громадное стратегическое значение, – она находилась на важном торговом пути, соединяющем Москву с Заволжьем. По этому торговому пути происходила доставка продовольствия в Москву. Вот почему польские оккупанты Сапега и Лисовский решили его пересечь, взяв твердыню севера – Троицкий монастырь, и тем самым блокировать всю столицу.

 

23 сентября 1608 г. Сапега с Лисовским подступи­ли к стенам монастыря и началась его продолжительная осада. В обители находилось около 300 человек братии, гарнизон войск под командованием воевод Голохвастова и Долгорукова и местные крестьяне, которые укрылись от интервентов за ее крепкими стенами. Интервенты мечтали быстро расправиться с осажденными, но они встретили мужественное сопротивление. Милостями, убеждениями и угрозами польские паны призывали сидельцев сдать обитель, но их обещания были напрасны. Защитники помышляли “не о том, передаться ли царю Тушинскому от царя Московского, но о том, – передать ли гроб великого чудотворца на поругание врагам православной веры”, 164) и они стойко защищали драгоценную святыню своей обители. Интервенты многократно штурмовали Лавру, но ее насельники мужествен­но отбивали их нападения. Видя бесполезность штурма оби­тели, осаждавшие писали грамоты к осажденным, призывая последних покориться Лжедимитрию II. Лаврские сидельцы на их грамоты отвечали так: “Да ведает ваше темное державство, что напрасно прельщаете Христово стадо – православ­ных христиан. Какая польза человеку возлюбить тьму боль­ше света, и преложить ложь на истину; как же нам оста­вить вечную святую истинную свою православную христианскую веру греческого закона и покориться новым еретическим законам, которые прокляты четырьмя вселенскими патриархами? Или какое приобретение оставить нам своего православного государя царя и покориться ложному врагу и вам Латыне иноверной”. 165)

 

Эта отписка осажденных лишний раз показывает, как иноки Троицкой обители защищали национально-государственные интересы и православную веру своего Отечества.

 

16 месяцев интервенты осаждали монастырь, но все их попытки взять обитель были безуспешны. За этот продолжи­тельный срок много бедствий перенесли и Троицкие сидельцы. С наступлением зимы среди них стали появляться раз­ного рода болезни, появилась цинга. Тяжелое положение осажденных привело к тому, что в измене стали обвинять монастырского казначея Иосифа Девочкина и Голохвастова. 166)

 

“Нет возможности, – говорит Костомаров, – добраться до истины, справедливо ли подозревали в измене этих лиц. Раздраженные беспрерывными и долговременными опасностями, среди болезней, тесноты, духоты, под непрестанным страхом смерти, люди всегда способны давать волю воображению и видеть друг в друге виновников своих бед”. 167)

 

Несмотря на физические бедствия, “гроб каменный” продолжал стоять твердо и непоколебимо. Особенно осажденные полагались на Небесную помощь своих покровителей: преп. Сергия и Никона. И по свидетельству Авраамия Палицына многие из осажденных видели видения. Так, пономарь Иринарх видел преп. Никона. 168) Старец Иринарх во сне видел преп. Сергия, который предсказал о получении помощи от Василия Шуйского. 169)

 

12 января 1610 г., опасаясь нападения Скопина-Шуйского, оккупанты сняли осаду с обители. Таким образом, твердыня Московского государства – Троицкая обитель – с честию выдержала испытания. Отражая врагов внешнею силою, Троице-Сергиев монастырь действовал в пользу родного государства и своими посланиями и грамотами призывая народ защитить православную веру и спасти отечество от польских оккупантов – друзей Тушинского Вора. Своим мужественным стоянием защитники обители показали непоколебимый пример преданности родному отечеству и заставили иноземцев с позором отойти от монастырских стен. Успех обороны обители всецело зависел от несокрушимого мужества и самоотверженной любви к Родине самих обороняющихся.

 

Мужественный пример крепкого стояния Троицкой обители вдохновил на защиту национально-государственных интересов и другие монастыри русского государства. Так, Кирилло-Белоозерский монастырь долгое время боролся с врагами отечества. Соловецкий монастырь материально помогал бедствующему своему государству. Устюжский и Архангельские монастыри посылали в Москву ратных людей. Но в это “смутное время” многие монастыри были разграблены и уничтожены иноземцами.

 

В рассматриваемую нами эпоху видным ее деятелем был Авраамий Палицын. История не сохранила до настоящего времени подробных биографических данных этого старца. Он происходил из древнего рода Палицыных, вышедших из Литвы в 1373 году. Из этого рода происходил и Авраамий, в мире Аверкий Иванович. При царе Феодоре Ивановиче он подвергся опале; все его имение было отобрано в пользу государства, а сам был сослан в заточение, но куда и по каким причинам, определенно ничего неизвестно. Исследователи его жизни предполагают, что опала Палицына тесно была связана с опалой Шуйского, которая произошла в 1587 году “вследствие замыслов против Годунова”. 170) До воцарения Шуйского он жил простым монахом в Соловецком монастыре, и только с приходом к власти Шуйского Палицын становится келарем Троице-Сергиева монастыря. И с этого времени в жизни Авраамия наступает новая эпоха. До своего избрания на этот высокий пост он был мало кому известен, но со своим возвышением Палицын становится почетным и могущественным старцем.

 

Знаменитая деятельность Авраамия Палицына в пользу отечества начинается со времени осады поляками Троицкого монастыря. В это бедственное для монастыря время он находился в Москве, управляя монастырскими вотчинами. Как только до него дошло известие о замышлявшейся измене Голохвастова и Девочкина, келарь писал инокам, чтобы они помнили свое крестное целование и стояли храбро и непоколебимо против иноверных. Ясно представляя тяжелое положение осажденных, Палицын обращается к Шуйскому с просьбой послать небольшое воинское подкрепление Троицкому гарнизону. В это время Москва находилась под ударами Тушинского “царика” и Шуйский не посылал помощь монастырю. Но Палицын действовал энергично, склоняя на свою сторону влиятельных лиц в государстве – бояр, патриарха. Им он говорил: “если теперь не оказать помощи монастырю, то через месяц много, как обитель будет взята”. Прискорбный конец осады мог печально отразиться на всем русском государстве, почему, в особенности, патриарх Гермоген, как говорит Палицын, успел разъяснить Шуйскому о необходимости послать помощь осажденным. Сознавая значение обители, как охранительного пункта на севере, задержавшего здесь разлив Тушинского восстания, п. Гермоген сказал царю, что, если враги возьмут Лавру, то и весь предел северной Руси погибнет; тогда и Москве настанет конечная теснота. 171) Убежденный политическим доводом святителя, Шуйский послал помощь осажденному мо­настырю – 60 человек казаков под командованием атамана Сухова-Останкова.

 

Энергичное участие принимал Авраамий Палицын и в московских событиях своего времени. Положение Москвы было тяжелое. Блокированная Тушинским Вором и польскими оккупантами, столица чувствительно переносила недостаток в продуктах питания, так как главные магистрали, по которым шла доставка продовольствия, были отрезаны врагами. В эту-то критическую минуту для Москвы и выступил Троицкий келарь. Когда местные хлеботорговцы, пользуясь критическим положением, стали продавать хлеб по повышенной цене, Палицын открыл монастырские житницы и продавал хлеб по весьма низкой цене. 172) Это мероприятие Авраамия было рассчитано на то, чтобы сорвать расчеты местных хлеботорговцев. И, как говорит автор “Сказания”, “паки бысть радость миру и болезнь житопродавцем”.173)

 

Такова общественная деятельность Авраамия Палицына в царствование Шуйского. Всеми зависящми от него средствами, грамотами, материальной помощью он помогал своему страдающему отечеству в период польской интервенции  при Лжедимитрии II.

 

В это же бедственное время достойным защитником национально-государственных интересов явился другой представитель Троицкой обители – Дионисий Зобниновский. Дионисий происходил из незнатного рода. Родиной Давида (Дионисия) был Ржев, откуда семи лет он был отдан родителями учиться в Старицкую монастырскую школу. По окончании Старицкой школы он принял священство. Шесть лет Давид исполнял подвиг пастырского служения. Со смертью своей жены и двух детей он удаляется в Старицкий монастырь, где принимает пострижение с именем Дионисия. Среди монастырской братии Дионисий выделялся своей внешней красотой, но при этом он имел “голос дивен: вси бо слышащии глас его поюща или чтуща веселяхуся сердцы, и радовахуся душами, сладкому гласу его удивляющеся”; “аще и тихо слово от уст испущаше на чтении, но и в задних углех и в притворех простирашеся глас его, и ничьих ушей не минуся, всеми явно слышан был”. 174) Примерная жизнь, его начитанность в богословских книгах, скоро выдвинули на высокий пост Дионисия. В 1605 году братия Старицкого монастыря выбрала его своим архимандритом, и с этого времени началась его патриотическая деятельность. Этот год был тяжелым годом для Московского государства. На престоле Рюриковичей воссел самозванец, который удалил всех сторонников Годунова. В Старицкий монастырь был сослан патриарх Иов. В своей обители архимандрит Дионисий сблизился с первоиерархом русской земли, от которого он получил много полезного в его мудром руководстве. Так постепенно Промысл Божий подготовлял Дионисия к великому служению своей Родине. Мрачные дни самозванщины миновали, и на колеблющийся царский престол вступил Василий Шуйский. Его царствование для разрешения клятвопреступлений в Москву был вызван страдалец за русскую землю, слепой патриарх Иов. Вместе с ним отправился и Старицкий архимандрит Дионисий. Может быть здесь, в покаянной торжественной обстановке Успенского собора произошло знакомство Дионисия с патриархом Гермогеном, который впоследствии так сильно полюбил Старицкого архимандрита и сделал своим помощником. Как только появился второй самозванец, Дионисий, вместе с патриархом Гермогеном, защищает свое отечество, призывая народ остаться верным своему правительству. 175) Горя любовью к родине, этой любовью он был проникнут и во время совершения церковных служб. Его усердие к церковным службам было так велико, что сам патриарх – этот адамант, удивлялся его бодрости. Святитель Гермоген ставил Дионисия в образец своей пастве: “зрите, – говорил он, – на Старицкого архимандрита, как он сподвизаяся, от соборныя церкви никогда не отлучается”. 176) Дионисий всегда находился с патриархом, помогая ему своею деятельностью. Так, 23 февраля 1609 года, когда агенты Тушинского Вора возбудили народ, чтобы свергнуть Шуйского, Дионисий “ни мало отступи от патриарха, но умолял народ от божественных писаний... Якоже мнози о сем самовидцы свидетельствуют, дивящеся многому дерзновению и разуму его, от инех – же и писанием известихся”. 177)

 

Следовательно, еще являясь Старицким архимандритом, преподобный Дионисий показал себя патриотом отечества, которому так дорога мирная жизнь родины. Охранителем отчизны он показал себя тогда, когда стал Троицким архимандритом, призывая народ в своих грамотах объединиться и изгнать с родной земли польских интервентов.

 

Бедственное положение Московского государства в царствование Шуйского достигло своего предела, и ее завершителем явился польский король Сигизмунд. Прекрасно осведомленный в политических событиях русского государства, враждой бояр против Шуйского и непрочностью Тушинского “царика”, он решил воспользоваться этими обстоятельствами, перейдя к открытой интервенции. Как говорит Костомаров, что “до сих пор Польша косвенно, через частных удальцов, вредила Московскому государству, теперь сам король двинулся с войском и объявил себя против Шуйского”. 178) Польские паны, вдохновляемые римским папой, перешли к открытой интервенции и вторглись в пределы русского государства. Теперь они не прикрывались никакими самозванцами. Провал стратегического плана тушинцев в захвате Москвы, разгром Скопиным-Шуйским войск Сапеги, Хмелевского и Рожинского, во всей полноте показал польским заправилам, что добиться поставленных целей, при помощи Тушинского Вора им не удастся. Поэтому они и перешли к открытой интервенции, и “целью королевского похода было покорение Московского государства Польше, а не возведение на московский престол сына королевского. 179)

 

В сентябре 1609 года польский король Сигизмунд перешел русскую границу и подошел к Смоленску. Он послал грамоту воеводе Шеину, предлагая сдать город. На предложение о сдаче смольняне ответили, “что у них обет положен в дому у Пречистой Богородицы: за православную веру, за святые церкви, за царя и царское крестное целование всем помереть, а литовскому королю и его панам отнюдь не поклониться”. 180)

 

Хотя в начале своего похода Сигизмунд III и обещал в своей грамоте смольнянам сохранить православную веру, но, как говорит С. М. Соловьев, “трудно было полагаться на обещания самого Сигизмунда, который, уверяя смольнян, что будет охранять их веру, в Польше объявил, что начал войну преимущественно для славы Божией, для распространения католической религии”. 181)

 

Получив отказ смоленского гарнизона в сдаче города, Сигизмунд приступил к его осаждению. В то время это была сильнейшая крепость, расположенная на левом берегу Днепра, которую было очень трудно взять. Осаждая Смоленск, Сигизмунд одновременно послал посольство в Тушинский лагерь, надеясь привлечь на свою сторону те польские войска, которые находились среди Лжедимитрия II.

 

В декабре 1609 года в Тушино прибыли королевские послы из-под Смоленска. Они имели цель привлечь на сторону короля не только поляков, находящихся в Тушинском лагере, но и русских людей, служивших Вору. Польское посольство имело большой успех. Когда они объявили московским людям, что король вступил в русскую землю не с завоевательными целями, а с намерением прекратить неустройство и кровопролитие и предотвратить набег на русскую землю татар и турок, и в подтверждение своих слов вручили им королевскую грамоту, извещавшую о целях похода Сигизмунда и о будущих милостях, – русские люди, находящиеся в Тушино, поверили его обещанию, но об одном они просили польского короля – сохранить в неизменности православную веру. Так свидетельствовали о своем успехе среди русских пред своим королем польские послы.

 

Подлинный же текст ответа, который был дан польским послам, гласит: “русские люди, благодаря короля за милостивое к ним обращение, представляли ему, однако, что при всем желании видеть на Московском государстве его величество с его потомством, они не могут решить столь важного дела без совета всей земли”. 182)

 

Таким образом, русские люди, в сущности, отвергли польское подданство. Но они вступили на другой важный политический путь, завели переговоры с Сигизмундом, чтобы он дал на русский престол своего сына. С этой целью русские тушинцы отправили в польский стан посольство, которое в середине января 1610 г. прибыло на место назначения. Вступая в переговоры с польским королем, русские предложили следующие условия, на основании которых мог бы Владислав, сын Сигизмунда, занять московский престол. Условия таковы: будущий “русский” царь должен отречься от католической веры и принять православную веру и “чтобы святая вера греческого закона оставалась неприкосновенною; чтобы учители римские, люторские и других вер, раскола церковного не чинили”. 183) Окончательно текст договора был редактирован 4 февраля 1610 г. и его сущность заключалась в следующем: чтобы Владислав неизменно соблюдал православие, обеспечил независимость русского государства и неприкосновенность национальной жизни.

 

“Таким образом, с самого начала переговоров русские люди указывали королю, как на основание предполагаемой унии, на неприкосновенность религии и государственного строя”. 184)

 

В переговорах с польским королем участвовал митрополит Филарет, и невольно возникает вопрос, как же оценить и понять эту деятельность “нареченного патриарха”. Но, как было указано выше, вся деятельность Филарета в стане врагов сводилась к “политике результатов”. В своем исследовании о митрополите Филарете, Смирнов так описывает его участие в переговорах с Сигизмундом. “Нельзя отрицать участие Филарета во всем этом деле, как лица, занимавшего первое место, по крайней мере, формально, в ряду всех москвитян, бывших в лагере; но нельзя не заметить и той осмотрительности и осторожности, с какою он вел дело. Самовольный поступок послов, требовавших открытия немедленных переговоров о Владиславе, он ослабил своею грамотою к Сигизмунду, в которой признавал высшую над собою власть – общий голос народа в деле избрания нового царя. Он никак не хотел даже и в звании патриарха Московского и всея России, без совета и полномочия от всего Московского государства и всего освященного собора, брать на себя лично великую ответственность. Нужно думать, что его слово и совет, всегда осмотрительные, в толпе бояр, бывших в лагере, не всегда были выслушиваемы, и тем не менее принимаемы во внимание. Формально, пред лицом Сигизмунда и польских сенаторов, бояре выставляли Филарета Никитича на вид как патриарха, как руководителя делом; но в лагере – все были равны, или, по крайней мере, хотели казаться равными; всякий мог не уважать голоса и прав другого, хотя бы и высшего”. 185)

 

Как человек рассудительный и политически развитый, митрополит Филарет видел, что Шуйский не в силах умиротворить страну и бороться при нерасположении к нему народа с таким сильным врагом, каким явился Сигизмунд. Ему было ясно, к какому печальному концу может прийти борьба Шуйского с польским королем, вступившим в русские пределы с многочисленным обученным войском. Поэтому, не желая подвергать отечество еще большим опасностям, он согласился с избранием Владислава на царство. Оставляя по договору весь прежний московский уклад жизни и требуя от Владислава непременного соблюдения православной веры, Филарет Никитич, в сущности, не рисковал ничем. Впоследствии с этим планом Филарета согласился и патриарх Гермоген, которого в двоедушии нельзя обвинить.

 

Между тем, таким актом русские отодвигали страшную опасность – оккупацию поляками всей русской земли, ибо по этому договору Сигизмунд должен был оставить свои захватнические планы – вывести свои войска с русской территории.

 

Может быть, это и был хитрый политический маневр со стороны русских, чтобы тем самым благополучно выйти из затруднительных обстоятельств, в которых находилось родное отечество; почему впоследствии поляки действительно считали избрание несовершеннолетнего Владислава хитрым действием московских бояр, которые желали тем самым избавиться от войны с Сигизмундом.

Таким образом, митрополит Филарет по политическим соображениям соглашался на избрание Владислава на русский престол. Соглашаясь на избрание польского королевича, митрополит Филарет действовал не по своей вражде к Шуйскому. Летописные источники говорят о желании Филарета Никитича поддержать на шатающемся престоле “злосчастного венценосца”. Так, при первой попытке мятежников свергнуть Шуйского, Филарет, находясь в Москве, взошел на Лобное место и обратился к шумевшей толпе, говоря: “не прельщайтесь злым прелестным королевским листом, никако то истина быти не может, то мне самому подлинно ведомо то королевское злое умышление над московским государством, хотя московское государство с сыном к Польше и Литве завладети, и нашу истинную непорочную христианскую веру разорити, а свою латинскую веру во всем московском государстве утвердити”. 186) Но его голос не умиротворил толпу.

 

После смерти Скопина-Шуйского и Клушинской битвы участь Шуйского была решена. Польские интервенты и Тушинский царик из Калуги двигались к Москве. Всем стало ясно – с царем Василием не спасти Родину. Пред москвичами встал вопрос, кого же из двух противников избрать в правители – Сигизмунда или Тушинского Вора? В пользу первого – говорили его грамоты, в которых он обещал успокоить русскую землю и прекратить кровопролитие. Тем более приверженцы царика обещали его покинуть, как только будет низвергнут Шуйский. Вынужденные всем этим москвичи, во главе с Захарием Ляпуновым, 17 июня 1610 года низложили Шуйского. Он был пострижен в монахи.

 

С низвержением Шуйского русское государство вступало в период междуцарствия, начиналось правление семибоярщины.