Фото © Александра Сетракова

 

Как я вам по-человечески, по-настоящему завидую, видя вас, как вы спокойно, как вы собранно, как вы духовно встречаете наступившую Святую заутреню, наступившую Пасху. А было другое время, да и сегодня оно осталось в сердцах большинства россиян. Нам было запрещено праздновать Пасху, нам нельзя было говорить, что Христос Воскрес, нам нельзя было ходить в церковь, нам нельзя было вспоминать о Боге — в страшное время советской власти. В ХХ веке, в довоенные годы, было запрещено читать русскую классику: Пушкина, Достоевского, Толстого... Были безбожные пятилетки. Были разрушены храмы. Было уничтожение священников — совести нашего народа. И хотели физически устранить, убить Бога в нашем сердце. Не вышло, не получилось.

 

Запомните, дети послевоенного времени, в 45 году, а это были Пасхальные торжества, Пасха была 6 мая, — ни один военачальник нам не сказал «Христос Воскресе», не поздравили русских людей с Пасхой. А ведь солдаты, рожденные в конце XIX — начале XX веков, они были крещеные, они были православные. Провожая на фронт, каждая мать говорила своему сыну: «Вот тебе крестик, где-то в гимнастерке зашей его. Вот тебе записочка с псалмом “Живый в помощи Вышнего…”. Мы это все находили на убитых. Мы и тогда еще веровали. Так почему же в победный день, когда в Кремле собрались все военачальники, в кремлевском зале был пир горой, когда «великий учитель всех народов и всего мира» товарищ Сталин сказал про великий русский народ, не прозвучало «Христос Воскресе»? Потому что так боялись коммунисты этих слов — «Христос Воскресе»! Так почему же сегодня говорят о том, что коммунистыбыли такие верующие, хранящие веру русского народа, что всегда они молились с нами? Обман. Кто же, когда же, в какой же год, месяц и день носил Казанскую икону, Владимирскую, на какой участок фронта? Чтобы коммунисты нам разрешили в страшное время войны идти на передовую к немцам, когда за то, что мы были в плену, нас «СМЕРШ» лупил, как только можно, до потери сознания. Тогда власти думали так: «Мы победили. Уж народишко, оставшийся в живых, мы сломаем». Нас и ломали. Я стал священником. В Никольском соборе в 58–60-е годы идешь освящать куличи блокадников, хлебушек там, еще кое-чего немножко, потом идет Крестный ход, а вокруг страшнейший мат, пьяные девицы орут. Причт идет, а навстречу с баяном парень и кричит: «Ну, мы сейчас этим попам дадим, они будут знать Пасху!» Там были ребята по два метра росту, они были специально направлены сорвать в Никольском соборе христианскую службу. Вот как нас били-то! Вот как стремились добить верующих людей после войны. А сегодня говорят о том, что нам легко и спокойно тогда давали молиться. Ложь!

 

А вот горе наших дней. На Пасху в храм идут толпой причащаться некрещеные, не постившиеся, не молившиеся. Распустились, разболтались, развинтились. Воспринимают Таинство как таблетку. Это гордость — «я хочу», «я решила». Равнодушие, безразличие, непонимание того, что это Святая Святых, Святыня, так уж, будьте добры, к святости надо готовиться. У меня есть свой опыт, полсотни лет, есть опыт до войны, есть опыт встречи со священниками того времени, и тогда никто не шумел, никто не возражал, все были напоены благодатью. Время сейчас сложное, время очень трудное, время, когда все больше и больше нас стремятся изничтожить духовно. И поэтому, я вас прошу на будущее, вот эту мощь духовную, нами получаемую в храме, сохраните как драгоценную святыню в своей жизни. Мои дорогие, дай Бог вам хранить Веру Православную, хранить нашу традицию, а всех непутевых, кто вас будет сбивать, соблазнять «ах, почему», «ах, я», — не слушайте, не подчиняйтесь их безумию. Сегодня мы все причастники Пасхальной радости. Врата открыты. И в это сегодняшнее и грядущее время сохраните радость Пасхи. Она нам помогает нести скорби, испытания, жестокость, ненависть людскую. Она нам помогает быть верными русскими православными христианами. А наш долг помнить завет: «Русь Святая, храни Веру Православную!»