Об отце Василии я услышал, будучи ректором Консерватории. Мне довольно много рассказывала о нем наш главный бухгалтер Алек­сандра Александровна Веденеева. Она постоянно посещала Серафимовский храм, общалась с отцом Василием и однажды, неожидан­но для меня, сказала: «Отец Васи­лий хотел бы с вами встретиться». Я знал, что судьба даровала мне (я считаю, что это - подарок судь­бы) возможность вместе с Капел­лой не просто заняться исполнени­ем духовной музыки, а постараться вернуть в концертную практику и вообще в жизнь нашей страны возможность открытого исполне­ния духовной музыки. И это, ко­нечно, встретило со стороны дея­телей Церкви не просто поддержку, а какое-то желание не только при­сутствовать на концертах, но и ду­ховно подкреплять нас, потому что все это происходило в довольно не­простое время и в сложных услови­ях. И, если бы меня не поддержива­ли, если бы эти люди не понимали значимость перенесения духовной музыки в жизнь, как одного из очень значимых культурных пла­стов, то вряд ли удалось мне это осуществить и сделать. Я беседо­вал со многими представителями Церкви, потому что не был осве­домленным о характере проведения службы, традициях Правосла­вия, поскольку все мы воспитаны в советское время.  

 

 

От Александры Веденеевой я знал, что и отец Василий вни­мательно наблюдает за мной. И вот однажды мы условились о дне встречи. Я приехал на Сера­фимовское кладбише. Букваль­но толпа рвалась для того, что­бы пообщаться с ним. Он всех остановил, отвел меня в церков­ный придел. Мы сели, и где-то бо­лее получаса шла наша беседа. Он задавал вопросы - я отвечал. Он интересовался и моими семейны­ми делами, и тем, как складывает­ся моя жизнь. Я чувствовал в его словах не просто любопытство, мол, какая-то персона, я понял, что для него важно понять, что я это делаю не в каких-то карьер­ных целях, что это для меня стало одним из важнейших жизненных направлений. И по сегодняшний день мой путь к пониманию Пра­вославия и к ощущению того, что я - человек православный, он -далеко не закончен. Поэтому я чувствовал, что отца Василия ин­тересует не столько внешняя сто­рона моей биографии, а насколько я сосредоточен на новой для меня духовной музыке. В конце бесе­ды он сказал: «Ты должен прийти ко мне на причастие», а я ответил:   «Отец Василий, не могу. Я не могу притворяться, я еще не готов, вот когда меня ноги приведут, я при­ду сам». Для нас, людей воспитан­ных в советское время, это - не простой маршрут. Я ведь и пере­крестился в первый раз в храме Христа Спасителя, где отпевали Свиридова Георгия Васильевича. Сейчас я это делаю не только пу­блично, чтобы люди видели, я это делаю с ощущением каких-то уже других внутренних чувств, и дома у меня появился свой маленький иконостас. Встреча с отцом Васи­лием не просто осталась в памя­ти, она для меня оказалась одной из самых важных. Много лет уже прошло с той беседы, но это ощу­щение и тепло руки, которую он положил, я чувствую до сих пор. Следующий случай, который я никак до сих пор не могу себе объяснить, произошел там же, в Серафимовском храме, когда слу­чилась беда со Свиридовым. Сын его Юрий скончался в Японии, а хоронили его на Серафимовском. И случилось так, что фактически в день кончины Георгия Свиридо­ва, накануне Рождества, сына его мы хоронили здесь, а три дня спу­стя, 9 января, в Москве хоронили отца. Георгий Васильевич, по счас­тью, не знал, что сына его уже нет в живых. Мы были в очень близких отношениях с этой семьей, и, конечно, я пришел на похоро­ны в храм. Сначала говорилось о том, что отца Василия не будет, что другой священник будет про­водить отпевание. Народу ско­пилось там очень много, и я ото­шел в сторонку в ожидании, когда начнется отпевание. Неожидан­но для всех в храм вошел отец Ва­силий. Он проходит и подходит к изголовью, потом осматривается по сторонам и вдруг раздвигает людей, подходит ко мне, обнима­ет меня и так тихо-тихо вдруг го­ворит мне: «Спасибо тебе». Я го­ворю: «Отец Василий, господи, о чем вы?» Он говорит: «Я знаю», и отошел. Он провел службу, а я до сих пор не знаю, почему так бьгао сказано. Для меня это, с одной сто­роны, непонятная благодарность, а с другой - обязательство, кото­рое он этими словами определил для моей последующей жизни. Ведь мы не всегда бываем в жиз­ни искренни. Каждый несет в сво­ей душе грехи, о которых никому не известно и о которых ему труд­но вспоминать, он казнит себя за это, но в то же самое время есть какие-то поручения, ведь «Даро­вание - это обязательство челове­ка, которое он должен исполнять в своей жизни, чего бы ему это ни стоило». И если Господь направил стопы мои в этом направлении - служению музыке, не только ду­ховной, потому что для меня вся «высокая» музыка - она духовная, то не только я, но и все мы - сыны Отечества, должны хранить все те святыни, которые достались нам в наследство от отцов и дедов на­ших и которые транжирятся се­годня так безобразно, которые отнимаются, в первую очередь, от молодых людей, от тех, кто дол­жен продолжать сберегать их. Я считаю, что Православие в наше время - это единственная сила, которая может восстановить со­борность нашего народа, и тем са­мым сохранить державу и ее свя­тыни, в том числе и музыкальные. И то напутствие, которое оказа­лось последним (больше мы с от­цом Василием не встречались, и я с опозданием узнал о его кон­чине), для меня на дальнейшую жизнь остается священным обя­зательством, которое я должен, несмотря ни на что, выполнять до последнего дыхания.

Художественный руководитель и главный дирижер Государственной академической Капеллы Санкт-Петербурга,