Узнав, что мы приехали из Санкт- Петербурга, чтобы порасспросить её об отце Василие, мать Агапия усадила нас за большой обеденный стол — попить чайку — на котором, стараниями её сестры, тут же появились чай, мёд, лимоны, пряники, домашнее варенье. Мать Агапия — жизнерадостная, гостеприимная, добродушная, с живым умом и искорками в глазах — всё делает не спеша и с рассуждением. Прекрасно знает историю России и Церкви, много повидала за долгую жизнь. С улыбкой и простотой рассказывает о своём жизненном пути, на котором была и война, и эвакуация, и немало горя, лишений и потерь; о своём превращении из столичной жительницы в смиренную монахиню, живущую ныне уже больше двадцати лет, в этом маленьком домике, близ Оптиной пустыни, молясь за умершую рано дочь, поминая родителей святых и всех усопших православных христиан...

 

С паломниками в Оптиной пустыни

— Первый раз я встретилась с отцом Василием в 1993 году, — рассказывает мать Агапия, — я тогда решила совсем уехать из Москвы. Перебралась сначала в Козельск, а вскоре купила этот дом. В один из дней, с группой паломников из Санкт-Петербурга приехала Мелетина, которая мне говорила: «Я тебя с таким Батюшкой познакомлю!». Помню, я тогда, — добродушно улыбаясь, говорит мать Агапия, — очень категорично ей сказала в ответ: « — Знаешь что?! Я уже стольких батюшек насмотрелась — не хочу я ни с каким твоим Батюшкой знакомиться! Я приехала в Оптину!» — и ничего, мол, мне больше не надо. А через некоторое время, в Оптину приехал отец Василий.

 

— Входит ко мне, — продолжает мать Агапия, — садится прямо на кровать, и говорит мне: «Вот — ты не хотела, а мы встретились!» Такой спокойный, открытый, словно сто лет знали друг друга. Проговорили мы с ним тогда часа четыре, и так и стали с Батюшкой общаться. Он много раз приезжал в Оптину с паломниками, служил здесь, много привозил икон, всегда помогал монастырю. Он сам мне рассказывал, когда после войны приехал сюда, монастырь так был разрушен, что сами местные жители не верили в восстановление Оптиной. Он нашёл могилку отца Льва и молился: «Батюшки-оптинцы, сделайте Оптину, какой она была!» — и услышал оттуда : «Оптина возродится!» — вот что сам Батюшка рассказывал об этом.  

 

Когда отец Василий приезжал в Оптину, он всегда ходил с нами в скит — любил там помолиться в тишине. Там и поныне сохранилась церковь Иоанна Предтечи. Начальник скита, игумен Тихон — они дружили, и когда в монастыре начались гонения — Батюшке не давали служить, он всегда его принимал. Раньше в скиту строго было, в трапезную никого не пускали. Сейчас посвободнее — для гостей сделали закуточек, там приезжие Батюшки могут питаться, а раньше такого не было вовсе. Ну, а отец Василий: «Раз нет у вас такого — значит, мы пойдём в основной̆ кабинет — в трапезную». И попросил подать одну большую супницу на стол. «Давайте, говорит, как раньше ели. Все — ложками из одной посудины».

 

 

С игуменом Тихоном

 

И тут вдруг приезжает в скит архимандрит Антоний. Видя такое дело, недоуменно и строго спрашивает: «А что это у вас из мужской трапезной женщины выходят?!» Ему отвечают: «Там отец Василий». Заглянул Антоний — за столом отец Василий сидит, вокруг него молодёжь, прислуживал кто, паломники чай пьют, совета спрашивают, беседуют... Заходит молодой монах — келейника архимандрит послал: а кто, мол, вас сюда благословил? Батюшка задумался и отвечает ему: «В прежние времена я Патриарха знал, с архимандритом здешним дружил...» — тот и ушёл ни с чем. А отец Василий говорит — «видишь, какие здесь нынче высокие люди командуют — чай не попить».

 

 

В келье преп. Амвросия Опинского

 

Так мы с Батюшкой и общались много лет. Ездили к нему в Болхов на праздник, на источник. Очень переживал он за Чекряк — вода там как бархат, а восстанавливать дорогу и храм тяжело.   

Вижу — хромает он. « Батюшка, говорю, у вас нога болит?» — «Да плевать на эту ногу,— отвечает,—она сгниёт! Душу надо спасти!» Вот такие у него простые фразы были. Сестра моя говорит: я проще Батюшки, чем отец Василий, не встречала. Он любил просто, ясно изъясняться — где, что, когда и как. Доступный, открытый — отругает, когда надо... Заболела сестра как-то, а к службе готовиться надо. Ну и поставила она правило — «Последование ко Святому Причащению» — включила магнитофон, выслушала всё. Приходим на службу. «Я, говорит, Батюшка, болею, но я по магнитофону подготовилась!» — «Ну, пусть тебя магнитофон и причащает!» — отвечает отец Василий.  

 

Он всё ругал, не любил беглых монахов. Я подходила к нему: «Ну, что вы, Батюшка, всё монахов ругаете — надо ведь быть в дружбе и любви», а он в ответ — «Ни за что в жизни! Боролся за чистоту Православия и буду бороться!» У Батюшки вера была с детства. Он много о себе рассказывал в книгах и выступлениях. О войне, как они шли в концлагерь, как много людей умирало, как потерял родителей на два года, и смерть не щадила никого. Но сегодня такое поколение, которое не прошло это горе — им это как сказки, они этого не испытали, не понимают, поэтому может и веры нет такой у людей...  

 

Последняя наша встреча была буквально за несколько месяцев до его смерти. Я подавала записки обычно утром, а тут прямо Ангел мне: « Иди с вечера подай!», проскомидию с вечера вынимают. Захожу в Казанский храм, там большая икона у нас Иоанна Предтечи, прикладываюсь и вдруг слышу сзади: «О, моя Нинка-игуменья пришла!» Оборачиваюсь — сидит Батюшка. «Ой, Батюшка, как же так, если бы я сейчас не зашла, мы бы с вами и не встретились!» «Как это не встретились, — отвечает, — когда мы духом с тобой связаны». С ним монах был, он ему говорит: «Вот, меня не будет — обращайся к ней».

 

Потом мы поехали в Шамордино, и он отдыхал на смотровой площадке, где о. Амвросий Оптинский сидел, когда ему Божия Матерь явилась и сказала, что здесь будет Шамординская обитель. И вот, Батюшка так сидит, а я думаю — Батюшке столько лет уже, мы настолько все связаны, его не будет — ну, вот как мы, как мы без него?

 

Вскоре Батюшки не стало. А через некоторое время приходит ко мне тот монах, которому Батюшка говорил: «Обращайся к ней», — принёс книги, кассеты. Батюшка их мне оставил, когда приезжал, да тому всё некогда передать мне. Это было на сороковой день ровно, и я думаю про себя — «Ну надо же, Батюшка, ты нас и оттуда окормляешь!» ...  

 

Мать Агапия задумывается, и, помолчав, продолжает: «Вы счастливые люди, у вас такой Батюшка! Он молится за нас, всех знает. Видите, он даже в Болхов мог вернуться, говорил мне не раз — «не хочу в воде лежать» — а не оставил вас, питерцев...»

 

В нём самом был оптинский дух. Батюшка всё время всех укреплял, говорил, что Господь всегда стоит рядом, и что Он каждого любит. А мы мало молимся, мало каемся, мало любим Бога, не благодарим Его. Мы Его не чувствуем из-за наших жёстких сердец. Так Батюшка проповедовал, так молился и жил, и так помогает всем нам до сих пор...

 

Глядя на о.Василия, на его жизнь, нам хочется видеть, и мы видим больше чудесную, необыкновенную сторону его личности, необычайной силы благодать и любовь, которой он обладал.  

 

Но никто, особенно, и не задумывается и не обращает внимание, через что ему пришлось пройти, сколько скорбей пережить, каких трудов стоило. Это нам, не видевшим ни голода, ни бедствий, ни ужасов войны, концентрационных лагерей, смерти, страшных гонений и прямого издевательства советской власти — всё это для нас, нашего поколения, остаётся как бы за скобками. Мы этого не понимаем, не чувствуем и никогда не сможем оценить и отдать в должной мере дань уважения настоящему подвигу его жизни. И только Бог, зная тайное, воздаёт ему явное.