Я твой Батюшка

Юлия Ломакина, землячка отца Василия

Я никогда не забуду приезды отца Василия в Болхов. Я тогда работала в Спасо-Преображенском соборе. Он приходил в собор, садился с нами на лавочку. И всегда говорил о храме, рассказывал о своей жизни, о войне, и я для себя какие-то выводы делала тоже. Первый раз я лично поговорила с ним, когда у меня были большие сложности в жизни, тогда я только пришла в храм. У меня дома была очень тяжелая ситуация. Пришлось выбирать между храмом и семьей. Отец Александр наш мне говорит: « Юля, ну ты сходи. Вот Батюшка Василий приедет из Питера». Я же вообще Батюшку не знала, даже не слышала о нем никогда. Так получилось, что я к нему не пошла, а он сам пришел в собор, сел на лавку, я рядом. Только я рот начала открывать, что-то такое ему говорить, конечно, это был просто крик души, больше даже не вслух, а про себя, он начал сам рассказывать мне все, но не о моих события жизни. Он говорил о том, что внутри у меня происходило, утешал, говорил, чтобы я себя не осуждала. Чтобы я не падала духом. Уныние он терпеть не мог вообще. И все время меня оправдывал. Почувствовала я тогда очень родное что-то в нем. Словами не описать. Конечно, он необыкновенный, мы были дороги ему, такие, какие есть. И поэтому Батюшка всегда нас жалел.

Помню один момент, когда приехал он в Болхов. Мне тогда было тяжело, я жила от его приезда до его приезда. Просто какой-то глоток воздуха – и дальше опять до приезда. И он приезжает – выдох такой, и опять вдох, что он приехал, и он тебе что-то сказал. Я радовалась очень, но мне было так тяжело, я хотела что-то изменить в жизни, чтобы полегче стало. Тогда он сказал мне: «Ты здесь будешь, потому что это твой храм, а я твой Батюшка». Я даже никогда не думала, что я могу быть его чадом, вообще мечтать об этом не могла, потому что сколько у него чад, все же в Питере, а тут Болхов. Как это вообще может быть, это так далеко! В моем понимании было, что чадо – если кто-то рядом, на глазах. А если это на расстоянии, то как это? И вообще, как можно чувствовать, что происходит с человеком за сотни километров? Это был единственный раз, когда он мне это сказал, и я отчетливо поняла, что действительно он меня опекает, что он за меня так сильно молится, что я его молитвами иду, потому что идти-то сил у меня своих, в общем-то, нет никаких.  

Однажды я ему позвонила из Болхова. Это был единственный раз вообще. Ну как нам всегда хочется: чтобы нас выслушали, мы должны высказаться. А он мне говорит так конкретно по телефону: «Юлька, это ты?» Я говорю: «Батюшка, я». – «Ты чего?» Я говорю: «Батюшка, я вот хотела сказать…» Он так послушал немного и говорит: «Давай коротко и ясно». Какой тебе коротко? А ясно вообще никак. Ничего не ясно. И я молчу. Он говорит: «Ты что молчишь?» Мне казалось, что это длится долго. Вообще, это секунды, я понимаю, что он все время на линии был. Он мне говорит: «Я все понял. Ты думаешь, что ты уже все сделала, что ты поработала, Богу достаточно с тебя. Нет, от Бога отдыхать не будешь». И положил трубочку. Все. Все разговоры мои с ним совершенно маленькие и короткие. Но они меняли всю мою жизнь. Я только помню радость, Батюшка приехал – это огромная радость.

Когда он приехал последний раз к нам в Болхов, был момент – с ним никого не было рядом. Это было удивительно. Он зашел в собор, и я так обрадовалась. А он мне говорит: «Пойдем к отцу Георгию» (к мощам), взял меня под руку, и мы с ним пошли. Я помню, он на коленки встал перед ракой, голову положил на раку и так минуты, наверное, три сосредоточенно молился. Я чувствовала, что он разговаривает с отцом Георгием. И потом он встал: «Ну, пойдем».  И мы с ним уже от раки шли, он меня спрашивал, как мои семейные дела.

Батюшка никогда ничего не говорил насчет того, что будет у меня, говорил только, что я должна быть на этом поприще в храме, до последнего вздоха. Еще все время говорил про мою дочь Аню. Тогда мы жили раздельно и не могли с ней часто встречаться. Я когда приезжала, он говорил: «Возьми шоколадку, доченьке отдашь. У тебя доченька есть?» Я говорю: «Есть». Я говорю ему: «Батюшка, я же ее увижу не знаю когда». Он: «Ну увидишь – отдашь».

Матушку Мариам из Николо-Одриного монастыря отец Василий любил, и она его тоже, слушалась всегда. И когда я приехала однажды в монастырь, заходим в ее келью, а там огромный портрет - Матушка Мариам и Батюшка рядом с ней, с ее посохом стоит. Она сказала мне: «Ты канон читай Державной иконе Божией Матери, и она все устроит». Сейчас я живу в Санкт-Петербурге с дочкой Анечкой. Она поступила в Медицинский педиатрический институт. Работаю я в храме Державной Иконы Божией Матери.  А потому что кто была матушка Мариам? Отец Василий рядом с ней. И так все время происходит. И куда бы я ни приезжала – отец Василий всюду. Батюшка всегда ведет. Когда я была уже здесь, в Питере, пошла устраиваться на работу санитаркой, собеседование проводил доктор. Я прихожу к нему, начинаю с ним разговаривать. Он говорит: «А я люблю ездить на Орловщину, у меня друг с тех мест. Он там знает много кого в Орле и в Болхове, такой город есть». Я говорю: «Так Болхов – это я там живу, там собор, где я работала». Он говорит: «Да, я там был. Там такой еще Батюшка есть». – «Отец Василий». Он отвечает: «Да, отец Василий. Он же в Питере, здесь живет». Я все время понимаю, что отец Василий рядом. Он просто ведет меня, как мне в Орле сказали: «Ой, да что ты волнуешься-то? Батюшка Василий всех своих пристроил и тебя пристроит».

Я работаю в церковном магазине в храме и, конечно, когда люди приходят в книжную лавку, особенно те, которые знают Батюшку, которые когда-то его видели, мы говорим о Батюшке, всегда очень радостно о нем слушать,  как будто человек пришел как посланник от отца Василия, как будто Батюшка с нами всегда рядышком, просто идет, идет, идет. Один сказал, через некоторое время другой что-то рассказал, потом третий добавил. Всегда память живая. Она никогда не иссякает.

Люди приходят, покупают книжки его. И вот приехала как-то женщина, она купила просто кипу его книг, всяких разных: «Хочу подарить батюшке». Я все удивляюсь, думаю, сколько времени их продают, неужели еще не накупили. Нет, оказывается. А почему? А потому что к Батюшке сейчас много людей приходит на могилку, обращаются к нему с просьбами. Батюшка же помогает. Вот, например, у меня знакомая девочка в Орле вышла замуж, у нее не было деток – замирание и все, до определенного времени. А она такая девочка хорошая, с чистой душой, Оленька. Я говорю: «Оля, ты приедь, мы поедем к Батюшке на могилу. Батюшка всегда помогал. Ты молись ему. Ты проси. Как понимаешь, как можешь ты, потому что он же слышит. Он ходатай. Молись». Я ей фотографию Батюшкину дала, календарик. Она сейчас родила мальчика. Как они его назвали? Василий. Вот почему люди книги берут и почему они их дарят. Потому что Батюшка же помогает, ходатайствует перед Богом. Люди от него помощи ищут и получают по его молитвам. Я все время вспоминаю, как отец Василий приезжал с чадами к нам в Болхов. У нас же народу никого в храме нет, очень мало кто ходит. И было очень радостно, что Батюшка приезжал с питерцами, большой толпой.  Все такие радостные, мы понимали, конечно, эта радость идет от чад, от того, что отец всех их сплотил, и они взаимно уже это передавали. Радость просто жила между ними. Это реальность, которая существовала. И нам очень сильно передавалось это состояние радости. Когда они приезжали, для меня это всегда было счастьем, ветерочек такой радостный и такое веяние, и такой сразу силы, воздух даже пропитывался какой-то такой необычностью.

Батюшка хотел всегда видеть радость. В своей жизни я стараюсь настраивать себя на это. Когда унываю, говорю себе: «Батюшка бы сейчас тебе все сказал, что он думает». Помню, однажды он приехал. Решила - пойду, буду ему жаловаться на всех и на вся, такие сопли распущу, слезы... Пришла к нему в дом. Он сидит в беседочке. У него как всегда народ, но в общем-то немного. Я села, сижу, мне же надо сказать, я же такая обиженная пришла. А Батюшка так смотрит на меня, как будто не видит. Я сижу. Один пошел, ушел, другой пошел, ушел, третий пошел, ушел, а меня вообще нет, я вообще не существую. Я думаю: «Что такое?» А потом подошел какой-то мужчина ко мне, у Батюшки во дворе был еще прудик, уточки плавали, и что-то этот мужчина начал мне рассказывать про этих уточек, про пруд, что это Батюшке нравится. В общем, просто как-то ни о чем. Я чувствую, у меня настроение меняется, какая-то радость появляется. И мы начали смеяться с ним, с этим мужчиной. Батюшка на меня смотрит и говорит: «Ну, иди сюда». Я потом поняла уже, что такое. Слюни и сопли ему вообще не надо. Он не хочет так.  Он хочет, чтобы радость. «Ну, давай, иди сюда» – а я уже ничего не помню, мне ничего не надо вообще. «Все хорошо?» – «Да, Батюшка, все хорошо». На самом деле так и было.

И сейчас Батюшка  всегда рядом. Я прихожу на службу, так и Батюшка там. И у нас в храме везде Батюшка. У настоятеля отца Сергия – Батюшка, в лавочке у девочек календари с Батюшкой, в бухгалтерии Батюшка Василий. В храме у свечного ящика слова его. У меня – так вообще говорить нечего. Я когда даже в Орле из храма в храм переходила, перешла в Никольский храм, там отца Василия были фотографии.  Отца Василия была даже роспись в стене в Богоявленском собор. То есть куда бы я ни приезжала, я понимала, что я иду – и отец со мной, меня сопровождает. Сейчас у нас в храме Державной иконы Божией Матери тоже Батюшка есть в росписи. Он там такой подтянутый, молоденькое лицо. Он же святой угодник.  И это очень одухотворяет, Батюшка тут, рядышком.  Анечке я всегда говорю про Батюшку. Она на кладбище к нему ездит. И Дима, сын мой, приезжал. Он же военный. Когда он в военное училище поступал, у меня тоже был вопрос. Думаю, надо ли ему вообще это или нет. А потом я вспомнила Батюшкины слова, что из мужских профессий две главные: военный и священник, и как-то немножко успокоилась. Сын поступил и доволен.

Я Богу необыкновенно благодарна за то, что он дал мне такого человека на моем жизненном пути – важного, великого, большого, дорогого, любимого, близкого. Не знаю, как еще его назвать. Но очень надеюсь, что я буду с ним. Надеюсь. Не рядом, но так, хоть с краюшку, где-то недалеко от него. Но только с ним, конечно, потому что такой уж он любимый, дорогой. Слава Богу!